Юлия Ефимова - Игра на эшафоте

Покинув дворец, Бадл потянул племянницу в дом Энгуса Краска, где они остановились. Ей нужно переодеться и приукраситься, подмигнул дядя, раз отныне она — фрейлина королевы.

День оказался таким насыщенным, что к вечеру Самайя едва воспринимала окружающее. На приёме, среди множества мужчин и женщин в пышных, дорогих нарядах, сверкавших драгоценностями, она ощущала себя серой тенью, которая не видит и не чувствует ничего, а скользит вслед за дядей, повинуясь его движениям. Она не помнила, как оказалась дома и, едва сбросив платье, заснула мёртвым сном.

Рик нетерпеливо вытягивал шею у покоев королевы в ожидании Маи. Вчера на балу она выглядела просто потрясающе в светло-зелёном парчовом платье с изумрудами на шее. Рик хотел поздравить её с должностью фрейлины и попросить помочь ему с Илзой.

Он едва успел шепнуть ей просьбу о встрече, как она поспешно кивнула и скрылась в комнатах королевы; Рик остался у дверей размышлять о том, что служба во дворце слишком скучна для воина. Обычно королева обходилась без личной охраны внутри дворца, но в её нынешнем положении Айварих решил не рисковать и ставил дежурить стражников на случай необходимости. С каждым днём беременности король становился всё более нервным, требовал от лучших врачей постоянно осматривать Её Величество и докладывать ему лично каждый день о её состоянии. Что делать Рику, если королеве станет хуже, никто не сказал. Он маялся целый день, надеясь, что всё будет в порядке, и одновременно желая хоть какого-то разнообразия.

Вечером после смены Рик отправился на место встречи с Маей — в галерею портретов королей. Её чаще называли Тёмной. Даже по утрам, когда солнце светило прямо в три небольших окна, тут было темновато; вечерами придворный, ответственный за освещение дворца, не утруждал себя тем, чтобы следить за люстрами и канделябрами, и галерея погружалась во мрак. Почему для портретов выбрали такое неуютное место, никто уже не помнил. Пройти сюда можно было из северного крыла через Северную башню.

Посетители в галерее появлялись редко, поскольку она занимала самое удалённое нежилое восточное крыло на втором этаже дворца. Окна выходили не на Дворцовую площадь, а на пустующие сейчас площадки для учебных боёв стражников и игры в мяч. Далее расстилались крыши деловых кварталов, виднелись башни кафедрального собора.

В галерее висели портреты всех королей, их жён и детей за последние лет сто и портреты более древних королей, написанные спустя много времени после их смерти в виде ликов на иконах, какими были, например, портреты Валамира и его сына — Святого Рагмира. Не хватало только портрета Райгарда Второго: написанный при его жизни портрет куда-то убрали.

В ожидании Маи Рик подошёл к портрету короля Эйварда Пятого. Обычно он не обращал на него внимания, любуясь портретом королевы Катрейны, на котором она казалась совсем юной и очень притягательной — сегодня Рик хотел рассмотреть её брата. Точнее, сводного брата: королева была дочерью Райгарда Первого от второго брака с Лееной Ривенхед, в то время как Эйвард Пятый, Райгард Второй, Маэрина, ныне королева Барундии, и Саймеон — дети от первого брака с Диарой Ворнхолм.

Рик подошёл поближе, вглядываясь в черты давно умершего короля. Эйвард был не слишком красив, зато явно силён и здоров, хотя уже немолод. Длинное красное складчатое одеяние прикрывала меховая накидка на плечах. Из-под белого меха на груди выглядывал чёрный камзол и ворот белой сорочки. Широкий чёрный берет на тёмных волосах украшала камея. В левой руке Эйвард держал надкушенный гранат. В чёрных глазах короля, смотревших куда-то вниз, уживались грусть и жажда власти, свойственная всем Кройдомам, чей официальный девиз был «Власть от Бога», неофициальный — «Власть от Бога, и больше никто нам не указ».

Говорили, правда, шёпотом, что Эйвард обезумел перед смертью из-за гибели сына, вёл себя совершенно непредсказуемо: то молился днём и ночью, то влетал в тронный зал и ставил печати на любых бумажках. Ривенхеды попытались найти ему новую жену. В день свадьбы у короля начался припадок, напуганная невеста сбежала из-под венца. Родители вернули её, но король заперся в молельне и не выходил несколько дней. Там он и умер.

Рик вздрогнул от прикосновения: Мая подошла так неслышно, что он не заметил, увлечённый портретом.

— Я вижу, вы вернулись в королевскую стражу? — улыбнулась Мая. Рик гордо кивнул: даже Кьяран был поражён его выздоровлением, король же без проблем восстановил на службе.

— Вы видели этот портрет раньше? — спросила Мая.

— Да, правда, не рассматривал особо.

Мая задумчиво склонила голову, глядя на Эйварда:

— Королева сказала, что портрет писали после смерти Байнара. Я, когда этот портрет увидела, сначала не поняла, что это Эйвард. Знаете, ваша милость…

— Называй меня Рик, мы же теперь равны. Ты уже не служанка, а я… Ну, я кто был, тот и есть.

Мая внимательно посмотрела Рику в глаза.

— Вы не знаете, кто вы есть. Я вижу нечто общее между вами и этим портретом, — она указала на Эйварда. Рик едва не засмеялся, Мая серьёзно продолжала: — У вас с ним похожие глаза. Честолюбие, уверенность в своих силах — этим вы похожи. Иногда вы пугаете меня упорством и страстью идти вперёд.

Рик невольно улыбнулся. Такого ему никто ещё не говорил. Да, он честолюбив и много раз ссорился из-за этого с отцом, который считал это гордыней.

— А мне кажется, что этот портрет похож на твой… То есть на портрет Юны. — Юной звали дочь Сайрона Бадла.

Мая кивнула:

— Я думаю, их написал один художник, хотя они созданы с разницей больше пятнадцати лет. В глазах у написанных им людей можно прочесть душу, и он любит красно-белые цвета.

Насколько Рик помнил, на портрете Юны были красная и белая розы.

— И что?

— У красного необычный оттенок, мне такие не встречались, напоминает кровь. Белый светится в темноте — я видела. Слабо так светится, словно в картине едва теплится жизнь. — Рик покосился на Маю: от её слов мороз прошёл у него по коже.

Интерес Рика к Илзе Ривенхед был заметен издали, он старался почаще попадаться ей на глаза. Самайя жалела Рика, который не обращал внимания на презрительные, порой враждебные взгляды Илзы. Королева однажды сказала, что Рик не менее красив, чем его отец в юности, а потом грустно и тихо заметила, что бастардов у Ривенхедов много, но нет Ривенхедов среди бастардов. Самайя порадовалась, что Рик этого не слышит. Его страстная мечта получить больше, чем дала ему жизнь, её иногда пугала: она боялась, что на пути к цели Рик способен задавить кого угодно.

Чем больше Самайя узнавала жизнь дворца, тем меньше он ей нравился. Дядя частенько приглашал её к Краскам, расспрашивал подробности, делился знаниями о разных людях. Фил, ставший помощником дяди, много чего добавлял, красочно расписывая пороки и склонности обитателей дворца. Так, Фил намекнул, что Алексарх предпочитает мужчин. Самайя теперь невольно косилась на принца, когда он разговаривал с кем-то из мужчин. Вот ещё один человек, чья сущность и желания выходили за рамки, признанные обществом. А когда Фил сказал, что последняя пассия Айвариха может дорого обойтись королевству, она мысленно пнула себя за ненаблюдательность: ведь на осеннем балу король и впрямь крутился вокруг одной женщины — Тории Иглсуд. Вскоре весь двор обсуждал этот страстный роман; королева делала вид, что ничего не происходит, всё больше замыкаясь в себе.