Юлия Риа - Из стали и пламени [litres]

Я не смогла уйти сразу. Сайллор вцепился в меня клещом, прижался крепко-крепко и иногда поглядывал с беспокойством, будто проверяя, правда ли я в порядке.

Геротт успокоился. Нет, океан ненависти к людскому племени, так отчетливо читающийся в его взгляде, никуда не делся. Но теперь в нем появился крохотный островок сомнений. Это еще не доверие и не принятие меня, как опоры для Сайллора, но готовность рискнуть. Геротт дал мне шанс. И я приложу все силы, чтобы не упустить его.

Сейчас, глядя на то, как Геротт ставит на плиту чайник и кидает в него сушеные листья, я подмечала скованность движений. Что-то будто мешает ему широко отвести левую руку от тела. Не сомневаюсь: это последствия той схватки с охотником.

На каждом из нас прошлое оставило шрамы. На мне, на Рроаке, на Сайллоре. Теперь я начинаю видеть шрамы Геротта. Он живет без пары – в доме не чувствуется присутствия женщины. Его сестра и ее муж погибли. Сайллор – единственный кровный родственник – не разговаривает. А его опорой на земле стал человек. Если задуматься, мне еще повезло, что Геротт не кинулся на меня, а попытался понять. Охотник на его месте медлить бы не стал.

Сайллор снова завозился, задрал голову, посмотрел на меня хитро-хитро, как лис, нашедший лазейку в курятник. Спрыгнул, взял за руку и требовательно потянул за собой. Спорить или возражать я не стала.

Мы поднялись на второй этаж, толкнули первую дверь и очутились в детской.

– Так вот где ты жил раньше.

Я с улыбкой огляделась. Отметила рисунки угольком, небольшой сундук под купольной крышкой, кровать, стол со стулом, игрушки в открытом ящике. Присев, принялась перебирать их. Волки, алькарды, драконы, медведи… Все из дерева, покрытые лаком. Красивые.

Пока я разглядывала игрушки, Сайллор открыл сундук, зарылся в него почти по пояс, выудил тонкий коричневый ремешок. Потом выдернул из ящика фигурку крохотного ящера, аккуратно обвязал его и протянул мне. Я подставила ладонь. Ящер упал, едва ощутимо уколов кожу крохотными когтями, и завалился на бок. Я пригляделась. Эта игрушка не похожа на остальные, сделана искуснее. Каждую чешуйку можно прочувствовать пальцами; маленькие шипы, зубы в приоткрытой пасти… Надо же.

– Совсем как настоящий. Уверен, что хочешь отдать его мне? Красивый ведь.

Сайллор кивнул.

– Спасибо, малыш.

Я тепло улыбнулась. Перекинула ремешок через голову, на мгновение сжала ящера в кулаке, будто обнимая, и спрятала под одеждой.

Ответного подарка, к сожалению, у меня не нашлось. Охотники не носят украшений, игрушек у нас не бывает, а знаков отличия я не получала. Но кажется, Сайллор и не ждал ничего взамен. Увидев, что я надела украшение, он просиял, поймал меня за руку и потянул дальше – к столу. А точнее, к разноцветным камешкам в глиняной чаше, стоящей у дальнего угла. Кажется, Сайллор решил показать мне все свои сокровища.

Я не могла перестать улыбаться, глядя на него. На лицо, светящееся от восторга, на полные ладошки камешков, на непослушные волосы, которые торчали, будто шипы у игрушечного ящера. Мгновения тепла и счастья, украденные у мира.

Охотницы не становятся матерями, не заводят семьи. Наш удел – служить идеалам Ордена, умирать за них, если потребуется. Однако Северные Гнезда преподнесли мне драгоценный дар: позволили пережить такие эмоции, которые в обычной жизни я никогда бы не испытала.

Эти эмоции затянули настолько, что я не заметила, как пролетели полтора часа. А опомнившись, с трудом заставила себя покинуть Сайллора. Обняла его перед уходом, попросила Геротта присмотреть за моим мальчиком и пообещала вернуться вечером.

Да, я вернусь. Поговорю обо всем с Рроаком, объясню ему, что чувствую, упрошу забрать Сайллора к нам. Все будет хорошо. Обязательно. Мы избавимся от недопонимания, сомнений и страхов. Я не хочу больше терзаться. Вместо этого хочу чувствовать тепло и покой, какие испытываю вечерами у камина, сидя напротив Рроака. Хочу прижимать к себе Сайллора, целовать его в спутанные волосы. Хочу стать не просто смелой, а по-настоящему свободной – как жители Северных Гнезд. Гррахара не ошиблась, сказав, что я ращу дракона. И теперь я наконец поняла, что она имела в виду.

Снежные шапки искрились от солнечного света, вынуждали щуриться, прикрывать ладонью глаза. Я добежала до площади, взлетела по ступеням к дверям чертога. Огляделась, удивляясь отсутствию караульных – в Ордене у входа в главную башню всегда несут службу двое, – и вошла.

Холл, в котором я очутилась, поразил размерами. Здесь наверняка может поместиться взрослый дракон! Высокий свод, полукруглые балконы второго и третьего этажа, поддерживаемые колоннами. И пять коридоров, расходящихся из холла, будто лучи солнца.

Я растерялась. В какую сторону идти?

Вдруг из правого прохода донесся звук торопливых шагов. Я повернулась и увидела молодого дракона в светло-серых одеждах.

– Что вы здесь делаете? Как посмели войти в чертог?!

– Прошу прощения, что вторглась без приглашения, но мне нужно поговорить с кахрраром. Это важно.

Юноша остановился, вопросительно уставился на меня, будто ожидая пояснений. А не дождавшись, качнул головой.

– Сейчас кахррар никого не принимает. Он на суде.

– На… на каком суде?

На миг показалось, что пол подо мной исчез. Желудок стянулся в узел.

Берготт ведь говорил, что у меня есть четыре дня. Четыре, не три! Наверняка это другой суд. Да, должно быть так…

– Суд над Берготтом, – пояснил дракон, разбивая мои надежды. И, словно этого мало, добавил: – Идет уже часа два.

Я не стала спрашивать, почему парящие собрались раньше. Вряд ли этот юнец знает. Да и причина уже не имеет значения – сейчас важнее поймать ускользающий туман. Нельзя позволить Берготту осуществить задуманное.

– Я должна попасть на суд.

Дракон прищурился.

– Если двери главного зала закрыты, никто не смеет их открывать. Только когда кахррар отворит их, слушание будет окончено, а приговор вынесен. Известный же порядок, – добавил снисходительно.

В глубине карих глаз горело любопытство, уверенность в собственном превосходстве, азарт. Не было лишь главной эмоции, которая вспыхивает во взгляде каждого дракона, впервые столкнувшегося с человеком. Ненависти.

Проклятье!

Уверена, этот дракон никогда не бился с охотниками. Он нас не боится. И моих просьб слушать не станет – лишь поглумится и, довольный собой, выставит вон. Значит, придется действовать наверняка.

На оценку ситуации ушла секунда, еще одна – на принятие решения, на третью – я кинулась на дракона. Выхватила из его ножен кинжал-клык и прижала к тощему горлу.

Дракон застыл, будто статуя. Узкие зрачки расширились, ноздри раздулись.