Юлия Риа - Из стали и пламени [litres]

– Пора.

Он коротко мотнул головой, без лишних слов приказывая идти первой. И я пошла. Спину держала прямой, словно шест; подбородок вздернут.

Сколько раз за прошедшие годы я разочаровывала отцов? Не сосчитать. Но сегодня я не дам им повода стыдиться меня. Приму решение Мадека с честью и не покажу эмоций.

Холод больше не ощущался. Даже стопы перестало жечь ледяным камнем. Я уверенно ступила в Малый зал главной башни. Обвела взглядом отцов, сидящих за столом в форме полумесяца. Без страха посмотрела на Мадека, едва заметно кивнула, одновременно приветствуя и говоря: «Я готова».

Он поднялся.

– Дочь наша…

Сейчас, рядом с другими отцами, его голос зазвучал иначе, совсем не так, как в нашу последнюю встречу: по-родительски мягко, вкрадчиво.

– Боги послали тебе испытание. Накрыли дланью твои глаза и сердце, заставив забыть пережитое. Но сегодня мы воззовем к ним, чтобы помочь тебе вспомнить. Скажи, готова ли ты?

– Готова, отец.

– Тогда встань в круг. На колени.

Не дрогнув, я прошла в очерченный мелом круг. Вдоль белой линии протянулись знаки, причудливые, незнакомые. В трех местах, будто на концах невидимого треугольника, замерли красные свечи, чадящие низким пламенем. Судя по всему, каждый фитиль пропитали травяным настоем, поэтому от свечей вместе с дымом поднимался тяжелый аромат. Голова закружилась.

Я опустилась на колени и снова посмотрела на отцов. Почти все седые, с длинными белыми косами. Бороды собраны золотыми зажимами на ладонь ниже подбородка. Несмотря на возраст, каждый из отцов смотрит зорко. Все облачены в дорогие туники темно-фиолетового цвета.

Только трое из сидящих за столом выглядят молодо. В волосах почти не видно седины, бороды черны, как в юности. Но если Айкира все-таки назовут новым праведным отцом, он станет первым, кто удостоился этой чести до тридцати лет.

– Брат Кадер, – Мадек повернулся и жестом указал на меня, – прошу, начинайте.

Кадер с почтением поклонился. В несколько шагов дошел до стола, взял большой кубок, украшенный полудрагоценными камнями, и направился ко мне. Кубок оказался неожиданно теплым. Да и от черной, почти глянцевой жидкости поднимался пар.

Отвар должен быть горячим?

Я посмотрела на Мадека, замерла на мгновение, однако так и не решилась спросить. Смысл? Пить все равно придется.

Рассудив так, я в три больших глотка осушила кубок.

На удивление, вкус оказался не противным. Да, не самым приятным, но не хуже, чем у обычной настойки от кашля. Я даже успела на миг обрадоваться, решив, что боялась понапрасну. А потом меня скрутило.

Тело словно пронзили сотни дайгеноров. Разом. С силой. Вспороли плоть и разрубили кости. Меня выгнуло, с губ сорвались даже не крики – хрипы.

Боль ослепила. Очертания зала размылись, поплыли, будто краски под дождем. Перед мысленным взором засверкали молнии: тусклые, яркие, маленькие, огромные… Такие разные, но каждая, прежде чем погаснуть, выхватывала из сгущающегося мрака образ странных глаз, что преследуют меня во снах.

Серые с вертикальными зрачками.

Зеленые.

Серые.

И снова зеленые.

В груди защемило. От боли. От горя. От радости.

– Дракон, Кинара… – Голос Мадека прозвучал будто издалека. – Алый дракон. Ты видела его?

– Д-да, – выдохнула я прерывисто.

– Ты билась с ним?

– Д-да.

– Ты не могла победить его! Так почему выжила? Как?

Алая чешуя, звериные зеленые глаза. Когтистые лапы. Сильные руки, обнимающие меня. Низкий, чуть рокочущий голос, который хочется слушать.

– Кинара!

От громкого окрика я дернулась. Образы поплыли; боль стала сильнее. Левое запястье полыхнуло огнем.

– Кинара, отвечай!

Чужие губы на моих губах. Жар чужого тела, запах.

– Я…

Стоило лишь подумать о том, чтобы солгать, – и меня скрутило спазмом.

– Я…

– Отвечай!

В нос забились ароматы дерева, камня, дыма. Горло сдавило. Но не только от спазма, мешающего сделать вдох, а будто… будто от крепких объятий. Детских, упрямых. Бесконечно родных.

В глазах защипало.

Чей это ребенок? Кто он?

Не знаю. Но обязана его защитить.

– Я испугалась, отец, – вытолкнула из себя через силу. – Испугалась и сбежала.

– Где ты была три недели?

– В горах. Хотела выследить дракона, напасть еще раз. Вдруг бы получилось…

– Не лги!

– Ради вас, отцы! Ради вас! – выкрикнула отчаянно. – Чтобы стать истинной охотницей, дочерью, которой вы бы гордились!

Меня выгнуло сильнее – плата за каждое слово лжи.

– Как ты смогла сбежать? Разве дракон не кинулся следом?

– Я…

В ушах защекотало от скатившихся слез. Хотелось мотнуть головой, но тело больше не слушалось.

– Кинара! – взревел Мадек.

– Отцы, прошу, хватит! – Голос Айкира прозвучал неожиданно громко. – Сестра рассказала все что могла. На очищении невозможно солгать, вы сами знаете. Если мы не остановимся, она умрет.

– Значит, такова цена ее очищения!

– Она охотница – камень в защитной стене Равьенской империи. Даже не прошедшая нового рождения, она нужна нам.

Новый спазм скрутил так, что я не удержалась. Завалилась мешком на бок, ободрав щеку о каменный пол, но едва ощутила это. Боль, полыхающая внутри меня, оказалась сильнее любой другой.

В зале поднялся гул. Кажется, это заспорили отцы. Наверняка уже не понять – шум в ушах слишком громкий.

– Отцы!

А вот крик Айкира прозвучал отчетливо. Как и короткий приказ Мадека: «Прекратить».

Кто-то схватил меня за подбородок. Рывком дернул, заставляя посмотреть вверх; в рот полилась горячая жидкость. Я закашлялась, попыталась отвернуться, но меня держали крепко. Пришлось глотать.

Когда чужие пальцы на подбородке разжались, я снова упала. Приникла щекой к холодному камню, задышала шумно и жадно. Дрожала, будто промерзшая до костей, но упорно цеплялась за крохи уплывающего сознания. Сейчас не до обмороков!

Постепенно зрение стало четким. Шум в ушах стих. Теперь я могла разобрать, что говорит каждый из отцов. Не всех убедило мое очищение – некоторые призывали провести повторное. Но большинство настаивало, что боги не позволили бы мне солгать, а значит, моим словам можно верить.

Осторожно, опираясь на дрожащие руки, я села. Посмотрела на замолчавших отцов. На Айкира, стоящего всего в шаге от меня. На Мадека. Посмотрела и поняла: он знает. Знает, что я солгала; чувствует интуицией старого охотника и не успокоится, пока не выяснит правды. Но и я не имею права сдаваться – ведь там, в горах, меня ждет сын.

В комнату я вернулась сама. Оттолкнула руку, протянутую Айкиром, с трудом выпрямила спину и пошла. Сейчас надо все обдумать, побыть одной. Я не готова отвечать на вопросы Айкира или терпеть его жалость.