Екатерина Боброва - Шанталь, или Корона против

Мужчина опешил. Сглотнул. Посмотрел зачем-то мне за спину, словно действительно увидел там гвардейцев. Я же глядела на него, как смотрят высокородные на грязь у своих ног. Ненавижу так делать, но с чиновниками по-другому нельзя. Дай им волю, мигом повяжут циркулярами, опутают справками — и прощай мой гениальный план.

— Д-добро пожаловать во Фраканию, — проблеял чиновник, возвращая бумагу. Косил он при этом исключительно мне за спину. Я забрала документ — надо же, ни одного лишнего вопроса — и тоже оглянулась. За спиной обнаружился дэр Розталь с еще больше покрасневшим лицом. Поймав мой взгляд, он снял цилиндр, принявшись обмахиваться им.

— Прошу, дэра, — указала он на дверь, ведущую на улицу, — я провожу вас.

Выходя, я бросила быстрый взгляд через плечо, показалось, дэр Розталь что-то сунул в руку чиновнику. Я нахмурилась. Продажность чиновников — дело известное. Не хотелось думать, что Розталь, к которому я успела проникнуться добрыми чувствами, поощряет эту порочную систему. Впрочем, не мне его судить. Если он ведет дела через порт, то наверняка вынужден давать взятки. И жаркая Фракания вдруг сделалась чудовищно грязной, как тот попрошайка, что кинулся мне в ноги, стоило сделать шаг на улицу. Вцепился пыльной рукой в подол, дернул требовательно, вереща по-фракански о голоде, муках и моем милосердии. А от самого дух стоял такой, точно он не просто пил, а купался в вине.

— Пшел вон, ворюга.

Нищий ловко увернулся от кончика ботинка дэра Розталя и, не разгибаясь, нырнул в подворотню.

— Осторожнее с ними, дэра. Стащат кошель, и не заметите. Вижу, вы говорите по-фракански? Узнаю имперское образование. Эй, малый, — он махнул рукой, подзывая возницу, и повернулся ко мне: — Куда вам?

Я замялась. Дэр Розталь с видом добрейшего дядюшки терпеливо ждал моего решения. С другой стороны, ну чего я боюсь? Что он отправит меня в бордель? Ерунда какая.

— Моя родственница, понимаете, у нее пять кошек и три собаки, а мне хотелось бы отдохнуть с дороги, — вздохнула, потупившись. Врать было противно. Точно грязь во рту жевала. — Я была бы благодарна…

Лошадь фыркнула, нетерпеливо переступила копытами. Возничий же, глубоко натянув соломенную шляпу, неподвижно восседал на козлах.

— Дорогая, — всплеснул пухлыми руками Розталь, и от его широкой улыбки на пухлых щеках мне стало весело, — какие благодарности! Разве вы не знаете закон чужбины? Свои всегда помогают своим. Иначе нам не выжить. У дэры Ластины чудесные комнаты. Вам понравится. А вечером я загляну, узнаю, как вы устроились.

Он помог мне забраться в открытую повозку, ловко для своей комплекции вскочил на ступеньку и громко произнес адрес. Возничий кивнул. Тронул вожжи. Повозка медленно поползла по круглой площади, в центре которой возвышался небольшой фонтан. Я обернулась, помахала смотрящему мне вслед мужчине, а потом окружающий город целиком завладел моим вниманием.

Я любовалась деревьями с крупными белыми цветами, смотрела на прогуливающихся женщин в коротких, по щиколотку, платьях, таких ярких расцветок, что казалось, по улицам гуляет живой цветник. Улыбалась мальчишке с подносом насыпанной алой горкой клубники. И непривычно мягкий, соленый воздух этого города пьянил не хуже вина.

— Красавица, да? — подошедший Чарнец, поставив ладонь к глазам, смотрел вслед повозке. — Такая мягкая, округлая, не то что ваши женщины-щепки, где и ухватить не за что.

— Опять ерунду мелешь, — поморщился Шковальни, — лучше езжай к Ластине, да смотри, упустишь девочку — голову откручу, а если попробуешь подойти, — он прищурился, протянул руку — парень вздрогнул, попятился, но Шковальни лишь стряхнул пылинку с его плеча, — оторву все, что между ног, понял? А чтобы лучше дошло, я тебе потом покажу ее жениха. Он, говорят, любит лично проводить допросы задержанных.

— Так это, — парень шумно сглотнул, — я же на вас работаю.

— Вот и работай, — милостиво кивнул Шковальни, — только не путай работу с личным, понял?

— Понял, понял, — закивал головой Чарнец и вдруг резко свистнул, вспугивая стаю голубей с крыши. Пробежался, запрыгнул на ходу в повозку, хлопнул по спине недовольно повернувшегося к нему возничего и укатил.

— Позер, — фыркнул в усы Шковальни, потом развернулся и зашагал обратно в порт, надо было телеграфировать об успехах начальству. Девчонка встречена, определена на постой, адрес мага получила и с помощью взятки прошла контроль по чужим документам.

Минут через пять, когда фигура Шковальни потерялась в толпе на пристани, из подворотни вынырнул нищий. Он выпрямился, растеряв свой сгорбленный и болезненный вид, отряхнул рукав рубашки, понюхал его, сморщился, вдохнул, затем огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, торопливо зашагал по улице. Адрес, куда направилась девица, он расслышал хорошо, как и саму девицу разглядел, чьи приметы ему передали вчера.

Толстяк не выглядел опасным. Местный. Один из многочисленных торгашей-неудачников, крутящихся в порту в поисках наживы, а больше никого с девицей не было.

После того, как он убедится, что девица заселилась в пансионе у Ластины, можно и помыться, а то воняет от него — хуже помойного кота. А там и доложить — девица прибыла и можно действовать.

Два дня назад. Столица Лоранской империи.

Полумрак собора был холоден, между рядами колонн стояла глубокая тишина, и в ней таилось предупреждение: здесь нет места для смеха и баловства. На мраморные плиты пола из круглых окон, что находились под правой частью крыши, падали столбы света. Слева, в скопившейся у стены тьме, дрожали огоньки высоких, в человеческий рост, свечей.

Небесному отцу принадлежал день. В его руках был свет, солнце, рождение младенцев и пища земная для тех, кто жил в мире Астэры.

Ночью во власть вступала его супруга — Великая мать. Она ведала снами, болезнями, к ней уходили, когда приходил час покинуть этот мир.

Вместе они создавали, вместе правили, наделяя некоторых из своих созданий частичкой божественного света, и тогда мир получал благословление или проклятие, если святого по ошибке принимали за нечисть.

Но была иная тьма. Чернее безлунной ночи, страшнее полнолуния на погосте, опаснее стаи волков в зимнем лесу. Сын, что был сотворен, дабы воплотить в себе земное и божественное. Сын, что предал свою суть, избрав дорогу зла. Сын, что возжелал стать выше родителей, и чья зависть исторгла его из мира в небытие.

Бездна. Не жизнь и не смерть. Ничто, в котором растворяются миллионы заблудших душ. Слабый исчезнет за столетие, сильный продержится тысячу лет, а сын бездны — вечность. Тело, последовавшее за ним во тьму, до сих пор связывает его с миром Астэры. Ненависть дает силы возвращаться в этот мир, а жажда власти — забирать души с собой.