Наталья Корнева - Ювелир. Тень Серафима [СИ]

Но неужели всё это устроил он, он один?

Неужели благородная шпага его рисовала кровью?

Неужели он был не художником, а мясником?

Найдя взглядом отделенные головы, далеко откатившиеся в разные стороны, Себастьян едва удержался от приступа дурноты. Взгляд его затуманился печалью. Кровь всё еще продолжала вытекать из крупных сосудов, рассеченных блистательными, точными ударами.

Глаза Моник были раскрыты и из них медленно, оставляя потеки на белом лице, текли кровавые слёзы. Лицо убитой выглядело так же безжизненно, как и до начала боя, только черты лица заострились еще больше, обозначая сокровенное присутствие смерти.

Некоторое время мужчина бессмысленно глядел в это лицо. Затем, вздохнув, достал из потайного кармана револьвер и как-то неуверенно, растерянно приставил дуло к виску. Что дальше?

Навязчивая мечта его исполнилась: он вернулся и узнал, что стало с Моник, узнал, как она умерла. Возможно, теперь возлюбленная перестанет являться ему во снах. Теперь всё было кончено.

Но мог ли представить ювелир, что кровь ее окажется на его собственных руках? Нет, с этим невозможно было смириться… слишком далеко зашел он на пути греха. Даже святой отец не сможет помочь ему больше.

Он ведь так любил эту женщину… и что, о Изначальный, что он с нею сделал?!

Как хрупка и эфемерна жизнь, как легко она обрывается. Как могло молодое гибкое тело превратиться в эти бледные останки, смотреть на которые просто отвратительно? Разве было оно создано для этого — гниения, разложения? Разве было оно создано для того, чтобы пойти на корм червям и исчезнуть бесследно?

В душе ювелира полыхал пожар. Горела крепость прежней жизни, светлый город из снов и воспоминаний, и без того едва не разрушенный Софией. Он был обречен. Это конец.

Пламя вымывало цвета, плавило контуры, искажало и обессмысливало всё, любые отзвуки прошлого. Любые чувства. От него не было спасения даже в самых сырых закоулках памяти: высокие стены оседали, обваливались в пропасть без дна, не в силах защитить его сокровища. Опоры, каркасы разоренных зданий, словно белые кости скелетов, что были когда-то людьми, — ничто уже не напоминало прежние сияющие замки. Это и правильно: хватит рыться в обрывках воспоминаний, истрепанных ветром прошедших лет. От них больше не было проку. Но вырастет ли когда-нибудь новый город на этих осиротевших, обглоданных временем камнях, в которые превратилось его сердце?

И правильно ли, когда из сердца вырастают стены?

Себастьян мысленно выругался, сдержав себя от произнесения вслух слишком грубых, слишком неправильных для места смерти Моник слов. Это не выход. Возможно, выхода и вовсе нет. С бессильной злостью сильф зашвырнул подальше револьвер и, задыхаясь от переутомления, упал на пропитанный кровью пол. Нужно перевести дух и хоть немного восстановиться, прежде чем идти. Идти, но куда?

В этот миг он ощутил себя глубоко несчастным.

Раздавшиеся следом негромкие щелчки застали ювелира врасплох: два выстрела, почти одновременные, окончательно ошеломили и обескуражили его. Вот теперь это точно был конец.

Короткие, тяжелые плевки револьвера.

Прицел был взят удачно: пули уверенно пробили плоть, прошили насквозь волокна мышц, сплетение связок и сухожилий и раздробили костную ткань.

Звуки выстрелов почти полностью отсутствовали, несмотря на царящую в мельнице гробовую тишину и тот факт, что выстрел из револьвера практически невозможно произвести скрытно. Особенности конструкции делали использование новомодных глушителей бесполезным — при движении пули из барабана в ствол всё равно был слышен довольно-таки громкий хлопок, вызванный утечкой пороховых газов.

Но на сей раз глушитель использовался эффективно, так что модель револьвера, вероятно, была серьезно модифицирована, либо это результат применения специальных патронов. В любом случае, ювелир еще не встречался с таким совершенным оружием.

— На колени! — без выражения приказал знакомый голос за его спиной. — Руки за голову, и не вздумай двигаться.

Первую часть приказа Себастьян выполнил непроизвольно — при нападении он инстинктивно вскочил, пытаясь скрыться, но от болевого шока ноги сами собой подогнулись. Со второй дела обстояли хуже — правую руку ювелир худо-бедно поднял, а вот левая, наиболее важная, так и осталась болтаться безжизненной плетью.

Похоже, плечевой сустав был серьезно поврежден, что совершенно не утешало. Неизвестно, восстановится ли он вообще. И хотя Себастьян одинаково хорошо научился владеть обеими руками, в качестве ведущей всё же предпочитал использовать именно левую. Это давало весомое, порой решающее преимущество в схватках с не слишком опытными противниками.

— Здравствуй, Маршал, — с усилием переведя дух, тихо произнес ювелир. — Почему не в голову?

Убийца рассмеялась в ответ — резко и как-то неприятно.

— Вот мы и свиделись снова, Серафим. И кажется, в этот раз ты не очень-то рад встрече! А ведь я предупреждала. Однако ты обижаешь меня вопросом: как можно убить старого доброго друга, не дав тому перед смертью облегчить душу молитвой? Всем ведь известны твои странности.

— Что ж, спасибо за заботу, — вполне искренне поблагодарил Себастьян, от боли закусив губу. И тело, и душа его были изранены, придя в определенное болезненное согласие. Тем не менее, сильф действительно был рад, что сможет помолиться и успокоиться перед смертью. Гораздо хуже было бы умереть, даже не осознавая момент ухода, не успев приготовить свой дух. — Могу я приступать?

Убийца не ответила. Она неслышно обошла вокруг и встала напротив, продолжая удерживать жертву на прицеле.

Вид ее был примечателен: невысокая фигурка, с головы до ног облаченная в черное, без рисунков, одеяние с капюшоном. Лишь узкая полоска в области глаз оставалась открытой и были заметны небольшие, плотно прилегающие к лицу вытянутые очки с желтыми линзами. Себастьян знал, что такие линзы используют для увеличения глубины резкости: объекты выглядят более четко, что немаловажно для прицельной стрельбы. Мягкая обувь из тончайшей кожи помогала двигаться бесшумно и быстро, — так быстро, как только способен двигаться человек. Удобный костюм совершенно не стеснял движений. По всей вероятности, его было легко сложить в небольшой узел, перенести в нужное место и скоро надеть. Для ремесла убийцы всё это имело большое значение.

Нельзя не признать, маскировка оказалась по-настоящему хороша. Столь хороша, что даже острое зрение сильфа едва различало невидимку в полумраке помещения — переходя с места на место, она не привлекала внимания и казалась органичной деталью окружающего интерьера.