Наталья Корнева - Ювелир. Тень Серафима [СИ]

Экипировка убийцы также вызывала уважение: два компактных револьвера Маршал держала в руках, в кобурах на поясе и на бедрах хранились еще четыре. Оружие было высочайшего качества, удобное для скрытого ношения и молниеносного извлечения. Стрельба из него велась поочередно из четырех стволов.

Несмотря на любовь Маршала к огнестрельному оружию, за поясом убийцы также пряталась длинная цепь с серпом на конце, а на перевязи за спиной был закреплен прямой меч. То был не обычный клинок — примерно на четверть более короткий, чем привычный одноручный меч, он был гораздо более удобен на ограниченных пространствах: лестницах, замковых переходах, да и вообще в любых тесных помещениях. Толщина клинка примерно вдвое превосходила стандартную и, делая меч более прочным, давала возможность действовать им как рычагом при взломе различных дверей и тайников. Небольшая квадратная гарда при необходимости могла использоваться как ступенька, а в свободной нише ножен имелась полость для ослепляющего порошка, яда или взрывчатки, которые всегда могли пригодиться в такой непредсказуемой профессии. Иными словами, это было практически универсальное оружие.

Мягко облегающий костюм убийцы не содержал никаких приметных или блестящих деталей, за исключением одной, стоящей упоминания. С левого плеча стекал нашитый нарочито неаккуратно золотой маршальский эполет с подбоем! Ювелир с удивлением воззрился на этот знак различия, явно украшавший прежде чей-то воинский мундир — единственный элемент, который мешал убийце быть полностью незаметной.

Себастьян был не особенно силен в подобных вещах, однако, судя по внешнему виду эполета, когда-то он принадлежал маршалу Аманиты, причем официальной, а не частной армии. В столице больше всего любили пышность и роскошь, и эта любовь находила отражение во всех областях жизни, в том числе и военной.

Военные Ледума были намного скромнее — их всегда можно было узнать по черному полю эполет с золотыми для высшего состава или строгими серебряными окантовками.

Эполет же Маршала был донельзя пафосным, он весь словно состоял из чистого золота. Поле из золототканного галуна фасонного переплетения украшала гербовая вышивка. Бахрому составляли свитые в два слоя жгутики глянцевой и матовой золотой волоки. Край эполета окантован золотом из граненой канители. Золотые шнурки и шлевка, которые должны были крепить эполет к мундиру, без дела болтались рядом, придавая всему костюму вид легкой небрежности.

Кто бы мог подумать, что Маршал склонна к такому откровенному позерству. Однако, увидев настолько вызывающую, дерзкую уверенность в собственных силах, Себастьян невольно похолодел. Человек, так легко относящийся к смерти, более того, считавший её чем-то забавным, инстинктивно внушал страх.

Конечно, и Себастьян был способен на убийство. Но он всегда убивал в измененном состоянии сознания, и только в самом крайнем случае, когда другого выхода просто не оставалось. Для Маршала же смерть являлась неотъемлемой частью жизни, столь же естественной, как и сама жизнь. Может быть, даже более естественной… Для ювелира это было непонятно и чуждо.

Он вдруг вспомнил о древней секте, в былые времена достигшей небывалых высот в шпионаже и тайных убийствах. Из-за малочисленности и режима жесткой секретности искусство, ревностно хранимое адептами, как утверждали, было навеки потеряно. Однако в этот миг ювелир осознал: Маршал — не просто убийца, отнимающая жизни ради того, чтобы заработать на кусок хлеба. В мировоззрении ее было нечто большее, имеющее философскую подоплеку.

Обрученная со смертью, она шла Путем Безмолвия.

Размышляя об увиденном, Себастьян не сразу обратил внимание, что конечности его онемели и потеряли чувствительность. Холодная волна продолжала распространяться по телу. Ювелир немедленно сообразил, что парализовало его вовсе не от ужаса. Причиной внезапного ступора наверняка было действие неких минералов, истолченных в порошок и смешанных с порохом.

Найдя взглядом упавшие неподалеку специфические удлиненные пули, Себастьян убедился в своей догадке. Ранение позволило ввести порошки прямо в кровь, которая уже разносит их по всему организму. Похоже, Маршал основательно подготовилась к встрече с ним — простое пулевое ранение не могло столь серьезно вывести из строя сильфа. А вот смесь вишнево-красного гематита, голубого жемчуга и густо-синего, с золотыми точками лазурита, напоминавшего звезды на ярком небе, — могла. Вполне.

Смешанные в особой пропорции, они приводили к замедлению движения крови, приостановлению всех процессов жизнедеятельности и, в больших дозах, к летаргическому сну. Обычный человек уже валялся бы здесь без сознания, холодный, как труп. Да и его самого это ждет с минуты на минуту.

Хотя лицо Маршала было надежно скрыто темной материей, а ледяные глаза взирали привычно бесстрастно, Себастьян готов был поспорить, что персональный демон его улыбается.

— Потрясающий бой, Серафим, — скупо похвалила женщина, однако из её уст это много значило. — Да, да, по-настоящему красивый. Я многое видела в жизни, но твоё мастерство поразило меня до глубины души: ты был великолепен. Возможно, ты лучший, но, увы, таким, как ты, здесь и не место, и не время. Ты болен принципами и, что еще хуже, идеалами. В Ледуме это заболевание смертельно.

— Возможно. Но, кажется, вдобавок оно еще и заразно, — невесело усмехнулся Серафим. — Иначе почему ты до сих медлишь вместо того, чтобы покончить со мной?

— Вовсе не поэтому, — убийца отрицательно качнула головой. — Я люблю убивать, это правда. Но я чувствую, что твоя смерть не принесет мне ни удовольствия, ни удовлетворения. Возможно, это эгоистично, но я ставлю собственные желания выше интересов клиентов, если они пересекаются. В чем-то мы схожи с тобой, Серафим, мы сражаемся на одной стороне баррикад, которые негласно делят наш мир. Я не хочу, чтобы имеющие власть заставляли таких, как мы, убивать друг друга. Если это случится, бунтари и несчастные свободолюбивые бродяги обречены. Без них будет очень печально.

Себастьян молчал, внимательно слушая женщину. Действительно, позиции их были довольно близки. Ювелир также видел, что во всех городах власть стремится подавить всякую оппозицию и обезличить своих подданных, принуждая к добровольному подчинению и покорности, заставляя верить в очевидный обман.

Эти игры власти были настолько тонки и продуманы, что большинство даже не осознавало их. Все, кто мешал режимам, объявлялись вне закона и вынуждены были скрываться, жить в страхе, подвергаясь постоянным манипуляциям и притеснению со стороны государства. Всех, кто потенциально представлял угрозу, разделяли целенаправленно, лишая возможности объединиться с себе подобными и составить серьезную силу, — не говоря уже о том, чтобы отстаивать своё право на жизнь.