Елизавета Шумская - Пять дорог [СИ litres]

Сейчас женщина только отмахнулась.

– Проводи его к хозяину, – в голове прозвучало нечто среднее между приказом и просьбой.

– К хозяину? – явно удивилась «косуля».

– С ним что-то не то, – поколебавшись, пояснила Линдалин, бросив странный взгляд на Златко. – Пусть хозяин сам посмотрит.

– Ты уве…

Озерная дева резко вскинула руку, останавливая вопрос.

– Иди, – и спустя миг тихо добавила: – Если нет, то хозяин сам отдаст его мне.

– Идем, – буркнула полуолень Златко, убрала лук и, развернувшись, потрусила к деревьям. – Убери туман, Лин!

Поляна с озером остались позади, и белый морок уползал, будто зверь в пещеру.

– Сначала поищем твоего коня, – хмурясь, пояснила свои действия «косуля». – Или ты уже забыл про него? – дерзко добавила она.

– Про Василька? – хмыкнул Бэррин. – Никогда.

– Как же, как же… – проворчала девушка.

– Как тебя зовут? – спросил Златко. – Может, не имя, если боишься, но как мне к тебе обращаться?

– Дриши, – поколебавшись, ответила девушка.

Юноша тоже представился. «Косуля» глянула на его волосы и фыркнула.

Василька они нашли шагах в сорока от озера. Он стоял, понурив голову, будто во сне, и далеко не сразу среагировал на голос хозяина. Бэррин даже перепугался за друга. Гладил его шею, морду, тормошил, ласково звал. Конь только хлопал глазами. Не сопротивлялся, но и в себя не приходил.

– Что она с ним сделала? – разозлился Синекрылый.

Дриши, внимательно наблюдавшая за юношей, тут же нахмурилась.

– Ничего она не делала! – возмутилась «косуля».

– Тогда почему он такой?

На это у девушки был заготовлен какой-то ответ, но она неожиданно промолчала, будто чувствуя свою неправоту.

– Это все туман, – нехотя произнесла Дриши наконец. – Скоро рассеется, но лучше уйти подальше. Веди его, он не будет сопротивляться.

– Удобно, да? – саркастично заметил Златко и пошел вперед. Василек не сразу, но последовал за поводом.

Какое-то время они шли молча. По мере того, как туман становился бледнее, злость Бэррина проходила. Да и Василек немного оживился. Толкнулся мордой в плечо хозяина, напрашиваясь на ласку. Златко с удовольствием потрепал его по шее, дал яблоко, покосился на сопровождающую и залез в седло.

Василек тут же преисполнился гордости и от избытка чувств цапнул зубами какую-то ветку. Чародей даже не стал ругаться.

– Зачем она это делает? – спросил он через какое-то время.

У Дриши не возникло вопроса, о ком ее спрашивают. «Косуля» кинула на него возмущенный взгляд. Но Златко не проняло. Юноша смотрел на нее серьезными спокойными глазами, и ему почему-то не получалось нагрубить. Девушка потупилась…

…Он пришел в Синебор давно, очень давно. Дриши тогда и в помине не было. Даже ее бабка еще не родилась. Чародей из людского рода. Немолодой, но и не старый, он походил на могучий, подрубленный дуб, которому бы еще стоять и стоять. Тогда Синебор тоже был моложе. Сюда чаще заходили люди и, что важнее, почти все выходили. Живыми и в полном здравии.

Чародей искал что-то, что сможет ему помочь, но не особо надеялся. С каждым днем сил оставалось все меньше. Вот и в то утро он проехал всего несколько часов, но уже не мог держаться в седле. Спешился рядом с красивым озером в обрамлении деревьев. Солнечные лучи били в самый его центр, превращая в прекрасный храм, полный тайны и тишины. Мужчине вдруг захотелось остаться здесь навсегда, перестать искать лекарство, которого нет, остановиться, замереть, уснуть в этой красоте и спокойствии.

Он расседлал коня и прилег отдохнуть. Залюбовавшись на сотни оттенков зеленого, маг сам не заметил, как задремал. Спал сладко, убаюканный шепотом ив и теплотой лета. Очнулся лишь спустя пару часов – и то от ощущения чьего-то взгляда. Медленно открыл глаза, одновременно сжимая рукоять меча, и уставился в огромные глаза цвета тумана. Линдалин, тогда обычная озерная нимфа, даже не полностью себя осознающая, разглядывала неизвестного ей прежде зверя – человека, забредшего на ее поляну. Раньше она опасалась даже близко подходить к этим странным существам, но тут мужчина спал, опасным уже не казался – и любопытство пересилило.

Только девушка совсем не ожидала, что незнакомец проснется и увидит ее. Однако это случилось, и Линдалин замерла, как маленький зверек перед огромным волком. Но человек, против ожиданий, не бросился на нее, не напал, а с таким же интересом разглядывал ее, будто ни разу в жизни водяных нимф не видел. Молчание не тяготило их, даже как-то сближало. Но потом девушка все же не удержалась.

– Почему ты звенишь иначе, чем другие? – задала она мучивший ее вопрос.

– А как звенят другие? – если чародей и удивился, то не подал вида.

– Сильнее, – подумав, ответила нимфа. – Их колокольчики звенят, надрываются, от их звона иногда в голове аж шумит. А твой… такой тихий… его еле слышно… Я такого никогда не слышала…

Она казалась ему ребенком, нежным, хрупким, невероятно красивым. И он не мог ей врать. В мире подобных существ лжи не существовало. Подойдя так близко и заговорив, она пустила его в этот мир, и значит, он должен был следовать его правилам. Возможно, он это подумал, но, скорее, просто понял всем своим существом. И принял.

– Потому что я умираю, милая.

Наверное, он в первый раз сказал это спокойно, без яростного надрыва, возмущения несправедливостью мира, сводящей с ума непримиримости.

Девушка села рядом, обняла колени тонкими белоснежными руками и склонила голову набок, разглядывая его.

– Как это?

Он понял, о чем нимфа спрашивает, и озадачился. Как это вообще можно объяснить?

– Скажем так… меня скоро не будет.

– Здесь? – даже огорчилась юная красавица.

– Нигде.

Линдалин задумалась.

– А так бывает?

– Увы, – вздохнул чародей и с некоторым трудом сел.

Девушка продолжила его рассматривать.

– У тебя очень красивый колокольчик… – вдруг призналась она. – Тихий, конечно. Но… я ничего красивей не слышала.

В этот момент чародей понял, что пропал.

Он остался на этой поляне, прекратив свои бесполезные поиски. Остался с той, ради которой только и стоило жить.

Они не сразу поняли, что произошло, а когда осознали – поделать уже ничего не смогли. Линдалин стала стремительно взрослеть. Любовь меняла ее. Из существа, которое не всегда себя осознавало, она превращалась в женщину, которая очень хорошо все понимает. И прежде всего то, что он уходит.

Чародей много раз думал, что не должен был оставаться. Порывался уйти, чтобы вернуть ей прежнюю беззаботность. Но она не пустила.

– Я почти не помню себя… ту, до того, как ты пришел. Вроде и была, вроде и жила, а… помнить не о чем, – шептала она, целуя его. – Что-то чувствовала, но те чувства – ровно трава перед деревьями по сравнению с тем, что я ощущаю теперь… Да и… если ты уйдешь сейчас, что изменится? Только добавится сожаление, что потеряли время, которое могли быть счастливы. И боль. Боль от того, что ты не рядом.