Артем Каменистый - Чужая территория [СИ c издательской обложкой]

Увы, как и со всем прочим, здесь тоже приходилось выкладываться полностью. Голову при этом я продолжал загружать так, что о лишних мыслях и подумать нельзя. Беспощадная борьба с тем, что оттачивал два последних года, пытаясь добиться от тела работы на автоматизме. В том числе и применять навыки не теряя ни мига на обдумывание, на голых рефлексах.

Всё это Тао считал собачьей чушью. Боец, в его представлении – это безликое существо, чьё тело – завихрения струй энергии и, следовательно – вечное движение. От меня требовалось забывать всё, в том числе себя, как личность. Ци и только ци, ничего лишнего. Утонуть в ней и вынырнуть, причём одновременно. Раствориться и поглотить всю.

Тоже одновременно.

То, что ПОРЯДОК жёстко вшивал в навыки расходы энергии, больше ничего не значило. Все эти строгости – для обычных людей, а не для тех, кто прикоснулись к древнему искусству. Теперь, излечивая себя после частых травм, я выжимал из навыка ровно столько, сколько требовалось. И если расходовалась лишняя единичка тени ци, или наоборот, парочка сохранялась, мастер называл это «смехотворной заявкой на успех».

А вот если расходовалось тютелька в тютельку, все становилось плохо. Ухудшалось. Я снова обзаводился травмами, и работал над ними, добиваясь от ци настоящего отклика, а не подчиняясь шаблонам, «вшитым» ПОРЯДКОМ. И чтобы наука усваивалась по-настоящему, мою задачу усложняли снова и снова.

Чтобы вы поняли, как выглядело лечение, представьте, что вам разрезали ногу от ступни до колена и приказали её перевязать. Бинт выдали замотанным в сто слоёв добротно проклеенного картона, но не дали ни ножа, ни ножниц. А ещё заставили вас забраться на стол, на который водрузили гимнастический шар.

Да-да, именно на этом шаре вам и придётся стоять, удерживая равновесие в процессе перевязки.

Думаете это всё? Не угадали. Сбоку поставили детину с оглоблей, которой он время от времени машет, пытаясь заехать вам по спине.

Завтра громил с оглоблями станет трое. Послезавтра придётся уворачиваться от четверых. Ещё через день стол притащат на рельсы, по которым будет приближаться скорый поезд. Не успеете перевязаться до столкновения – ваши проблемы абсолютно никого не волнуют.

И всё это время вы должны не выпадать из океана ци. Контролировать всё, что происходит с энергией, неотрывно следить за её струями. Оказывать влияния на переплетения узоров, будучи их частью. Что само по себе задача не для средних умов.

Да тут не всякий умный выдержит. Свихнуться с таким информационным прессингом куда легче, чем постичь.

Час за часом, день за днём, неделя за неделей. В какой-то момент я случайно поймал себя на том, что мне больше не требуются постоянные усилия на контролирование ци. Не скажу, что обзавёлся чем-то вроде дыхания, за которым не приходится присматривать, но что-то в этой аналогии есть.

Но и сказать, что жить стало полегче, тоже не могу. Учитель продолжал издеваться надо мной всё более и более изощрённо. И я прекрасно понимал, что мало кто способен выжить после некоторых из его задумок. Нет, он не пытался меня убить, он действительно старался обучать на скоростях, недоступных аборигенам моего возраста.

Да такую методику не каждый взрослый альфа выдержит.

И ведь роптать не приходится. Я сам на это издевательство подписался.

Добровольно.

Спал я, как и обещал Тао, нерегулярно и недолго. Но сегодня случилось приятное исключение. Лёчь мне позволили глубокой ночью, после чертовски неприятного испытания, в ходе которого я обзавёлся несколькими болезненными ожогами. Случилось это в темноте, а когда, услышав голос мастера, продрал глаза, разглядел в щелях ставен первые проблески рассвета.

Подскочив, вытаращился непонятливо:

– Учитель, что-то случилось?! Я забыл ваш приказ?! Я всё проспал?! Я ничего не помню!

– Успокойся, Ли, не было никакого приказа. Всё хорошо.

Только тут я понял, что мастер выглядит необычно. Он облачился в доспехи из полос кожи и металла, местами усиленными кольчужным плетением и массивными бляхами из тёмной бронзы. На ногах плотные штаны и странно-угловатые сапоги. Причудливые серебряные украшения на них намекают на что-то артефактное. Я пока что в этом деле не очень-то опытный, пока не покручу в руках, точно ничего не скажу, но в этом случае вряд ли ошибаюсь – обувка явно непростая, пара камешков как-то неестественно мерцает.

– Одевайся, Ли. Нормально одевайся. Сегодня всё будет серьёзнее, чем всегда.

После таких слов у меня даже сопли в носу болеть начали. Похоже, сегодня мастер решил-таки доконать надоедливого ученика.

Но виду я не подал. Оделся, не забыв прихваченную из Первохрама кольчугу. Нацепил пояс, повесил на него ножны с мечом. Покосился на вещевой мешок.

– Бери всё, что считаешь нужным, – сказал мастер, заметив мой взгляд. – И ещё понесёшь вот этот мешок. С припасами. Лучше всё своё в него упакуй, он воду не пропускает. Готовься к тому, что мы уходим на несколько дней.

Мешок мастера выглядел странно. Будто чехол для спального мешка, с похожей затяжкой, и материя эластичная. Сдаётся мне, он не просто водонепроницаемый, от ливня спасающий, он способен выдерживать длительные погружения. Зачем с таким таскаться по сухим пустошам – загадка.

Мешком дело не ограничилось. Мастер заставил меня взять тяжёлый боевой лук с запасом стрел и длинную пику. Такие применяют кавалеристы, и тяжёлая пехота в тесном строю.

Тоже непонятно.

Сам Тао тоже не с пустыми руками пошёл. Перекинул за плечо второй мешок и зашагал, опираясь на гуань дао вместо посоха, с которым расстался.

Без этой штуковины я его всего однажды видел. В тот самый вечер, когда он устроил мне испытания на постоялом дворе. Тогда впервые за немалое время я ощутил, что пребываю в шаге от смерти.

Если не ближе.

Что же такое он замыслил на этот раз?

Страшно подумать…

Что-либо объяснять мастер не торопился. Но и сходу устраивать мне какое-то убийственное испытание не стал. Выйдя из дома, мы направились на восток вдоль подножия холмистой гряды. И двигались строго в одном направлении несколько часов. Местность чем дальше, тем становилась ниже, мыс сужался. Вскоре шум прибоя стал доноситься с двух сторон. Только слева бушевало Северное море, а справа Ралийское.

Под конец полоска суши сузилась до ширины в жалкие полсотни шагов. С двух сторон её обрезали вертикальные обрывы, под которыми разбивались волны. Это походило на исполинскую стену, построенную великанами, пожелавшими отделить одно море от другого.

Но свою работу они не доделали. Это стало видно, когда мы, наконец, вышли к восточной оконечности Гаддокуса. Дальше мыс будто обрезали, но не слишком ровно. Скорее это походило на работу неумёхи-дровосека, неспособного разрубить тонкую ветвь одним ударом. Пропасть получилась не вертикальная, а ниспадающая в несколько уступов, под которыми навалило горы обломков. Над ними усиленно работал прибой, там куда ни глянь, сплошная пена и камни, чистая вода просматривается лишь в сотнях шагов.