Сильвия Лайм - Каури рыцаря Мрака

Но посмеяться мыслям я не успела, Дайрен продолжил рассказ.

– Рыцари не испытывают жалости ни к кому. Но если бы мне приказали убить человека или целую деревню, вряд ли я легко согласился бы. Конечно, приказ есть приказ. И при необходимости я выполню его, также не испытывая жалости ни к одной из жертв. Но это не значит, что я буду доволен сделанным. Мне будет неприятно. Отвратительно. Мерзко осознавать, что я убиваю свой народ. Понимаешь? В рыцарях мрака нет жалости, но нет и пустой жестокости. Нет желания убивать. Поэтому, если Элеандоре вздумалось бы пойти войной против людей, это вызвало бы волну серьезного сопротивления даже среди нас. Ее личной стражи.

Он сделал короткую паузу.

– Но фей мы приучены ненавидеть с самого детства.

Теперь мне стало ясно, что он имел в виду. Ни жалости, ни мук совести. Целая гвардия, созданная лишь для уничтожения таких, как я…

Опустила голову и, подтянув колени к груди, обхватила себя руками. Внезапно стало ужасно грустно.

Но Дайрен и тут сумел меня удивить.

– На самом деле ты чем-то похожа на фурий, – проговорил он задумчиво.

– Что? – удивиться еще сильнее было бы невозможно.

Мужчина усмехнулся.

– Почти незаметно. Но есть во внешности что-то неуловимое. Разрез глаз. Тонкая талия, каких не бывает у людей, – его голос понизился и стал более проникновенным. – Немного замедленные, плавные движения, которыми можно любоваться… Но от фурий веет тьмой. А от тебя нет.

Я кивнула, поджав губы. В чем-то он действительно прав.

– Это от них сейчас веет тьмой. А когда-то веяло тенью, – проговорила тихо. Но вряд ли он понял.

А затем я резко вскинула голову и спросила, наконец, то, что мучило меня всю сегодняшнюю ночь:

– Почему ты позволил царице укусить себя? Тебе понравилось?

В помещении сразу же стало на несколько градусов холоднее. Но мне было плевать. Я хотела знать ответ. Что-то внутри отчаянно протестовало против случившегося. Я испытывала непонятный гнев при воспоминании об этом. Раздражение при мысли о том, что Дайрену понравилось. И даже весь этот романтический вечер с вином и улыбками не мог смыть горечь во рту.

Какое я имела право спрашивать? Никакого. Но сегодня между нами двумя произошло что-то неправильное. И теперь это мучило изнутри.

Взгляд Дайрена мгновенно превратился в камень.

– Это не твое дело. Не суй свой нос, куда не следует.

Поздно. Я уже вся в этом по самое горло.

– Ответь, – проговорила твердо. Хрипло.

– Я сказал, это не твое дело.

С каждой секундой я хотела услышать ответ все сильнее. Как мазохист, все глубже заталкивающий занозу под ноготь.

– Тебе понравилось, скажи? Потому что со стороны это выглядело отвратительно, – кажется, я все сильнее злилась. На него, на саму себя.

Дайрен резко встал с кресла, отставив бокал в сторону, в два шага пересек разделяющее нас пространство и навис надо мной, уперев руки в подлокотники кресла.

Горячее дыхание обожгло лицо. Сердце бешено забилось об ребра, словно предупреждая, что я прошлась по краю пропасти.

– Отвратительно – это держать у себя дома фею, от которой нет никакого толка, – прорычал он, и я чувствовала, как от него веет жаром вперемешку с яростью.

– Ты можешь говорить все что угодно, – проговорила я, задыхаясь от щемящего чувства в груди. – Но то, что кто-то пьет твою кровь, а тебе это нравится – мерзко!

Дайрен на миг закрыл глаза. Его грудная клетка тяжело поднималась и опускалась. Пальцы сжимали подлокотники с такой силой, что костяшки побелели.

– Твое мнение не интересует меня, маленькая глупая фея.

– Тогда почему ты так злишься? – выдохнула, понимая, что он снова настолько близко, что становится непонятно, где кончается ярость, а начинается что-то другое. Более темное и всепоглощающее.

– Кто-то стал очень дерзким, да, цветочек? – медленно произнес он, словно пытаясь сжечь меня взглядом. – Но ты кое-что забыла, Арилейна…

Он освободил одну руку и неторопливо провел костяшками пальцев по моей щеке. Однако в этот раз жест рыцаря не был нежным или ласковым. В нем чувствовалась власть, желание подавлять.

– Но я тебе напомню, цветочек. Это ты играешь в мою игру, а не я в твою. Постарайся не путать впредь. Иначе это может для тебя плохо закончиться.

С этими словами он молча выпрямился и вышел из гостиной, оставив меня размышлять над сказанным.

Как только пульс хоть немного пришел в норму, я направилась в свою комнату. Разделась, легла в постель и еще долго не могла уснуть, наблюдая, как медленно встает солнце за окном.

Мне было, о чем подумать. Да, я определенно забылась. Перестала видеть стены собственной клетки. Это так просто, когда кажется, что никто тебя не контролирует. Не держит. Вот она свобода, протяни руку и дотронешься. Открой дверь и выйди.

Но я не была свободна. И Дайрен не был мне ни арендодателем, ни другом, ни, прости, Флора, любовником.

Только в голове при воспоминании о нем вспыхивали совсем не обыденные картинки. А нечто такое, отчего мне не переставало становиться стыдно.

Что со мной сделалось? В какой момент во мне сломалось нечто, позволявшее давать правильные оценки событиям? Дайрен – враг. Рыцарь мрака, который разгадал меня и держит взаперти по одной, ведомой только ему причине.

Он сам сказал, что это все – лишь игра. Что будет, когда он наиграется? Когда достигнет поставленной цели?

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: он отдаст меня Элеандоре. Может быть, приподнесет как трофей для царицы. Может – как подарок для любовницы. И, пожалуй, последнее было даже больнее.

Из головы все еще не выходила та сцена на празднике. Когда хрупкая фурия, наделенная безграничной властью, прижавшись к Дайрену всем своим идеальным телом, вонзала клыки в его шею. А ему было хорошо с ней. Ведь было, правда?

Не могло не быть. И воспоминание об этом причиняло почти физическую боль. Я больше не хотела думать, почему так происходит. Почему меня волнует жизнь первого рыцаря мрака. Почему меня раздражают его любовницы, волнует его удовольствие, вызывает трепет его интерес. Я перестала искать причины моего отношения к нему. Но факт оставался фактом: Дайрен врос в меня глубоко и прочно. Корнями проник в легкие, распорол мышцы, въелся в сердце. Теперь он был повсюду. Я продолжала не доверять ему, бояться, в чем-то даже ненавидеть. Наверное. Но выкорчевать из себя не могла.

Я слишком долго жила почти совсем одна. Только я и брат. Никаких близких друзей, хороших знакомых. Только ветер и солнце. Только шум дождя и блеск луны. А теперь это все затмил мужчина, ставший моим тюремщиком.

Пора было это заканчивать. Иначе меня в любом случае ждет смерть. Меня и моего брата.