Сильвия Лайм - Каури рыцаря Мрака

Но я не успела помечтать о том, как мы будем прятаться в лесу, скрываясь от всего мира. Как будем любить друг друга на влажном мхе под вековыми соснами. Я ничего не успела. Даже вздохнуть.

Потому что в следующий момент Дайрен неуловимо-быстрым движением достал оба кинжала из ножен, подлетел вплотную к главному из троицы и вонзил ему лезвие в живот.

Раздался гортанный хрип. Изо рта умирающего брызнула кровь, глаза остекленели. Тяжелое тело еще не упало наземь, а Дайрен уже направился ко второму воину.

Но оставшиеся гвардейцы были готовы. Они молчаливо обнажили оружие. А вокруг того, что стоял дальше, заискрила магия.

Раздался треск. Клинки со звоном столкнулись, в то время как фиолетовые молнии разорвали пространство, вырываясь из ладони последнего рыцаря.

Они не разговаривали. Только дрались ожесточенно, как три схлестнувшихся урагана.

– Дайрен! Ты что творишь?! – воскликнула позади Артания и закрыла рот руками.

Дайрен не реагировал. Против него стоял один противник, вооруженный острыми клинками, и один – боевыми заклинаниями. Мой защитник оказался в проигрышном положении: ему нужно было и защищаться от магии, и вести бой с оружием. Поэтому он отбросил один кинжал и продолжал фехтовать вторым. А освободившейся кистью начал колдовать.

Это было удивительно, наблюдать, как мастерски он умудряется выполнять два дела одновременно. Нападать оружием и магией. Защищаться, отступать, а затем атаковать снова. То, что его соперники могли сделать лишь вдвоем, он делал один.

Но с каждой секундой мне становилось все страшнее. Потому что, несмотря на ловкость и явное превосходство над двумя рыцарями, Дайрен слабел. Он уставал. И там, где его враги могли отступить или сменить друг друга, ему приходилось продолжать бой.

Я пыталась лихорадочно сообразить, что делать дальше. Вот сейчас, именно сейчас я могу просто исчезнуть, и никто не найдет меня. Ни рыцари, ни Дайрен. Судя по происходящему, в живых после этого боя останется лишь одна сторона. Кто бы это ни был, сейчас им нет времени следить за мной.

Руки нервно затряслись. Я посмотрела на дрожащие пальцы, глядя, как выветриваются с кожи остатки эфира.

Нет, конечно, я не смогу сбежать, когда Дайрену что-то угрожает. Зная, что из-за меня он может пострадать.

Да, вероятно, это очень глупо с моей стороны – переживать за врага. Так же, как глупо было соваться в замок, полный фурий, чтобы спасти брата. Но я не могла иначе. Когда любишь кого-то, собственная жизнь теряет цену. Даже если пришлось полюбить человека, причастного к поимке Кэльфиана.

И я знаю, что буду пытаться спасти обоих, даже если будет мало шансов. Даже если шансов не будет вообще. Потому что нет смысла бежать и скрываться, проживая остатки дней в одиночестве. Зная, что самые близкие люди погибли. Такое существование не для меня.

Я осталась, размышляя теперь над тем, как помочь Дайрену.

В этот момент на поле боя произошло что-то неуловимое, и воздух окрасился почти незаметным запахом крови. Первый рыцарь мрака согнулся и отскочил в сторону, тяжело дыша. В боку на темно-синей рубашке увеличивалось темное пятно. Алая кровь просачивалась сквозь пальцы, которыми он зажимал рану.

Красивое лицо побледнело. Дайрен стиснул зубы, перехватывая покрепче кинжал.

Мое сердце словно остановилось. Ужас сковал горло.

Губы соперника Дайрена растянулись в улыбке. Гвардеец, на чьем оружии блестела багряная влага, явно рассчитывал на скорую победу.

– Сдавайся, предатель, – проговорил он. – И, может быть, царица сохранит твою жизнь чуть подольше.

Но мой рыцарь не стал отвечать. Вместо этого он набрал в легкие воздух, чуть скривившись. Затем резко снял с пояса какую-то маленькую стеклянную флягу и, отскочив на шаг назад, залил ее содержимое себе в рот.

С силой выдохнул.

Оба врага едва успели воскликнуть что-то в ужасе, как Дайрен вскинул руку, рисуя перед собой четырехлучевую звезду. Проходя через этот знак, брызги жидкости зажигались страшным синевато-алым пламенем, с грохотом устремляясь на случайных жертв.

Пока рыцари мрака пытались защититься от магического огня, который жег не хуже настоящего, а может, и гораздо сильнее, Дайрен стремительно преодолел разделяющее их пространство, вошел в сапфировый огонь и с разворота полоснул длинным лезвием по шее ближайшего противника.

Голова несчастливца запрокинулась назад, в глазах отразилось смертельное удивление. Его шея была наполовину разорвана.

Остался лишь один противник. Но и мой рыцарь уже слишком сильно устал. Возможно, ход сражения повернулся иначе, если бы у последнего гвардейца было чуть меньше самовлюбленности. По его лицу можно было прочесть, что он уже уверен в своей победе, несмотря на смерть товарищей.

А еще, возможно, он и был прав. Ведь Дайрен уже сильно истекал кровью, хоть и старался стоять прямо.

Но в тот момент, когда клинки вновь схлестнулись, а в свободной руке противника появился голубоватый магический кнут, действовать решила я. Колдовская плеть высекала искры из каменной плитки, и каждую секунду я боялась, что она коснется моего героя.

Дайрен больше не мог творить волшебство. Он зажимал пальцами рану, продолжая драться длинным кинжалом, и двигался все медленнее.

Опасаясь, что проклятый кнут достанет меня прежде, чем доберусь до гвардейца, я подскочила с места, быстро двигаясь к противнику со спины.

Дайрен видел меня, в отличие от врага. Но не показал этого даже движением глаз, чтобы не выдать меня.

В решающий момент, когда гвардеец уже поднял плеть для удара, я сделала последний рывок и под запоздавший крик Артании толкнула воина царицы в спину.

Он пошатнулся, хлыст растаял в воздухе, а мой защитник, не тратя времени впустую, поднырнул под его удар, перехватил руку с занесенным клинком и перекинул мужчину через плечо.

Еще секунда – и у того из ребер уже торчало ритуальное оружие Дайрена.

– Не-е-ет! Что ты наделал! – схватившись за голову, заверещала фуриянка.

Она подбежала к трем мертвецам, не переставая что-то говорить, испуганно вращая глазами.

– Ну, ничего-ничего! – продолжала она. – Если преподнести все так, словно они сами напали на тебя…

Дайрен не дал ей договорить. Резко приблизился, развернул к себе спиной и одним движением разрезал горло, с каким-то отвращением отбросив тело.

Кровь брызнула из раны, отвратительно булькая. Я едва успела отшатнуться, с каким-то нездоровым ужасом думая о том, что капли попадут на меня. Боясь испачкаться, а не того, что передо мной четыре трупа.

Меня накрыло холодное оцепенение. Я смотрела поверх лежащих на земле тел и думала о чем-то совершенно отвлеченном.

Например, о том, сколько дождей понадобится, чтобы оттереть кровь с белых плиток. Или она уже навсегда въелась в мельчайшие трещины?