Терри Пратчетт - Ноги из глины [litres]

Рукисила снял шлем (комитет снова ошивался где-то неподалеку) и вытер пот со лба.

– Диббук! Где тебя носит?

Он резко обернулся, почувствовав, что пустота за спиной вдруг заполнилась. Голем из литейного цеха стоял к нему почти вплотную, и пламя печей бросало отблески на темно-красную глину.

– Я же говорил тебе не подкрадываться! – заорал Рукисила, перекрикивая грохот.

Голем поднял табличку.

ДА.

– Как там твой святой день, закончился наконец? Я уже заждался.

СОЖАЛЕЮ.

– Ну ладно, раз ты снова с нами, становись-ка за молот номер три. И скажи Винсенту, чтобы он поднялся ко мне в кабинет, понял?

ДА.

Рукисила взбежал по лестнице в кабинет. На самом верху он обернулся и посмотрел на литейный цех, озаренный красным пламенем. Он увидел, как Диббук подошел к молоту и показал мастеру табличку. Как Винсент, мастер, посмотрел на табличку и отошел в сторону. Как Диббук взял заготовку для меча, подождал, пока молот несколько раз по ней ударит, а затем отшвырнул ее прочь.

Рукисила бросился назад.

Когда он был на полпути, Диббук положил голову на наковальню.

Когда Рукисила добрался до нижней ступеньки, молот опустился в первый раз.

Когда он мчался по полу, засыпанному пеплом, а другие рабочие спешили за ним, молот опустился во второй раз.

Когда он наконец добежал до Диббука, молот опустился в третий раз.

В глазах голема погас свет. Бесстрастное лицо пересекла трещина.

Молот поднялся, чтобы опуститься в четвертый раз…

– Всем пригнуться! – завопил Рукисила.

…и от голема остались одни черепки.

Когда грохот затих, хозяин кузни встал и отряхнулся. Пол был усеян кусками глины и мелким крошевом. Молот сорвало с креплений, и теперь он лежал на наковальне в груде того, что осталось от голема.

Рукисила с опаской поднял обломок ноги, откинул в сторону, снова наклонился и извлек из-под осколков табличку.

Он прочитал:

СТАРИКИ ПОМОГЛИ НАМ!

НЕ УБИЙ!

ГЛИНА ОТ ГЛИНЫ МОЕЙ!

СТЫД.

ПОЗОР.

Мастер заглянул Рукисиле через плечо.

– Зачем он это сделал?

– А мне почем знать? – огрызнулся Рукисила.

– Ну просто он сегодня днем принес чай, как ни в чем не бывало. Потом отошел куда-то на пару часов, а теперь вот…

Рукисила пожал плечами. Голем – это голем, тут и добавить нечего, но он вспомнил безучастное выражение, с которым Диббук ложился под молот, и его передернуло.

– Я слыхал, хозяин лесопилки на Колиглазной улице думает продать своего голема, – сказал старший по цеху. – Он пустил все запасы красного дерева на спички или еще что-то такое учинил. Хотите, я разузнаю подробности?

Рукисила вновь посмотрел на табличку.

Диббук всегда был немногословен. Он руками хватал докрасна раскаленное железо, кулаками отбивал мечи, чистил плавильную печь, к которой человек и приблизиться не мог… и не говорил ни единого слова. То есть, конечно, говорить он не умел, но у Диббука всегда был такой вид, как будто ему не очень-то и надо. Он просто работал, и все. Столько слов одновременно он не писал еще ни разу.

Эти слова дышали черной тоской. Они звучали бы как отчаянный крик – если бы тот, кто их писал, был бы способен его исторгнуть. Нет, ну что за ерунда! Эти истуканы не способны на самоубийство.

– Хозяин! – позвал старший по цеху. – Так что, мне узнать насчет нового голема?

Рукисила отбросил табличку и с облегчением увидел, что она разбилась о стену.

– Не надо, – сказал он. – Просто прибери здесь все. И почините скорее этот проклятый молот.

Сержант Колон, совершив над собой недюжинное усилие, все-таки смог высунуть голову из сточной канавы.

– Ты… ты как там, ваше капральшество? – пробормотал он.

– Ох, не знаю, Фред. Чья это рожа?

– Моя, Шнобби.

– Слава богам! А я уж испугался, что моя.

Колон завалился обратно.

– Мы лежим в канаве, Шнобби, – простонал он. – В грязи. О-о-о…

– Все мы барахтаемся в грязи, Фред. Но иные из нас глядят на звезды…

– Не знаю, что до других, Шнобби, а я гляжу только на твою физиономию. Уж поверь, лучше бы это были звезды. Поднимайся давай…

После нескольких неудачных попыток они все-таки смогли принять вертикальное положение – в основном благодаря тому, что хватались друг за друга.

– Где-де-де-де-де мы, Шнобби?

– Ну, из «Барабана» мы точно ушли… Что это за тряпка у меня на голове?

– Это туман, Шнобби.

– А что это за ноги там внизу?

– Думаю, это твои ноги. Мои при мне.

– Ладно. Ладно. Ох… Сержант, я, кажется, страшно напился.

– Напился по-королевски, да?

Шнобби осторожно ощупал свой шлем. Кто-то нацепил на него бумажную корону. Наконец поиски увенчались успехом: Шнобби нашарил за ухом окурок.

Они были на той неприятной стадии опьянения, когда, всласть повалявшись в канаве, уже чувствуешь, как к тебе неумолимо подступает трезвость, но ты до сих пор пьян, и это все только усугубляет.

– Сержант, как мы сюда попали?

Колон почесал было в затылке, но прервался, не выдержав грохота.

– Я думаю… – сказал он, перебирая лохмотья своей кратковременной памяти, – думаю… кажется, мы собирались штурмовать дворец и требовать того, что принадлежит тебе по праву…

Шнобби поперхнулся и выплюнул окурок.

– Но мы же не стали этого делать, правда?

– Ты кричал, что обязательно надо туда пойти…

– О боги… – простонал Шнобби.

– Но, кажется, тебя в следующий миг вывернуло наизнанку.

– Ну хоть что-то хорошее.

– Вырвало тебя, правда, на Хапугу Хоскинса. Но он об кого-то споткнулся, когда пытался нам врезать.

Колон вдруг похлопал по карманам.

– И у меня все еще остались деньги из копилки, – сказал он. Тут очередное облачко воспоминаний заволокло сияющий небосвод забвения. – Где-то три пенса осталось…

От таких новостей Шнобби чуть не протрезвел.

– Три пенса?

– Ну слушай… когда ты начал заказывать всем дорогущее пойло за свой счет… в общем, у тебя не было денег, так что мне оставалось либо платить самому, либо… – Колон провел пальцем по горлу и прохрипел: – Кхххх!

– Ты хочешь сказать, что мы устроили в «Барабане» Счастливый Час?

– Не то чтобы счастливый и не то чтобы час, – с тоской в голосе проговорил Колон. – Скорее уж Сто Пятьдесят Минут Экстаза. Я даже не знал, что джин продается пинтами.

Шнобби попытался сфокусировать взгляд на тумане.

– Сержант, никто не пьет джин пинтами.

– Я тебе весь вечер это талдычил, а толку?

Шнобби втянул носом воздух.

– Мы где-то возле реки, – сказал он. – Я думаю, нам надо…

Неподалеку заревели. Низко и протяжно, как воет очень встревоженная серена. Такой рев можно услышать на скотном дворе в беспокойную ночь. Он все тянулся и тянулся, а потом оборвался так внезапно, что саму тишину застал врасплох.