Эдмонд Гамильтон - Янки в Вальхалле

— Только бы Хейзингу не удалось убедить Бринхилд присоединиться к нацистам! — лихорадочно проговорил Фаллон.

— Они просто используют наши живые святыни, как бездушные инструменты! — в отчаянии простонал норвежец. — И как только узнают тайну долины, древний народ окажется им не нужен.

Хельверсон застонал, скрипя зубами от едва сдерживаемой ярости.

— Но как мы сможем остановить это? Что мы можем сделать? Они жаждут войны и сражений, такова их природа. А посулы нациста кажутся им, весьма привлекательными.

— Это — народ викингов, столетиями считавший войну самым достойным занятием, — печально согласился Фаллон.

— Мне показалось, дочь Тора симпатизирует тебе, — нерешительно проговорил норвежец. — Я заметил, что ты смог заинтересовать ее. Как ты думаешь, если бы она полюбила тебя, можно было бы настроить ее против Хейзинга?

— Не будь дураком, — оборвал его американец. — Она и прочие ее подданные теперь считают меня трусом, поскольку я имел глупость заявить, что ненавижу войну. Нам придется изобрести какой-нибудь другой план…

Внезапно он замолчал, оборвав себя на полуслове. К ним тяжелыми шагами приближался Тир. Они были единственными, кто оставался в большом зале.

Тир с отвращением оглядел чужаков.

— Теперь вы в моих руках, и я буду вас охранять, — прорычал он. — Предупреждаю в первый и последний раз: при малейшей попытке сбежать, вы будете убиты.

— Понятно, — согласно кивнул Фаллон. — Но совсем не обязательно снова запирать нас в той комнате, верно?

Тир пожал широкими плечами.

— Я могу сопроводить вас туда, где вы сможете понаблюдать за играми наших воинов, если пожелаете. Или, возможно, даже зрелище дружеской борьбы вызовет отвращение у таких миролюбивых созданий?

Фаллон усмехнулся, но ответил ровным спокойным голосом:

— Мы пойдем с вами.

Когда они проходили по длинному залу, американец спросил прямо в спину закованного в броню предводителя богов:

— Тиалфи очень близкий друг Бринхилд, так ведь?

Тир насмешливо покосился на него.

— Он надеется стать ее женихом. Хотя не знаю, почему это должно интересовать тебя, чужеземец.

Это известие сильно встревожило Фаллона. Мрачный Тиалфи явно благоволит Хейзингу и к тому же близок к дочери Тора, значит, у него есть возможность повлиять на ее решение.

Ситуация казалась все больше безнадежной, но американец был не из тех людей, кто легко сдается. Они непременно должны найти способ воспрепятствовать планам нациста.

Когда они подошли к воротам Вальхаллы, был хмурый холодный день. Оглянувшись, Фаллон удивился, какой маленькой казалась отсюда цитадель, стоящая на высокой скале.

Хельверсон озадаченно посмотрел на серое небо.

— Вам не кажется странным, что в этой долине день сменяется ночью с той же скоростью, что и во внешнем мире? — обратился он к своему спутнику. — Если время здесь движется в сто раз быстрее, чем снаружи, то, по идее, день и ночь здесь должны длиться по несколько минут.

— Вы забываете, что эта страна находится далеко за Северным полярным кругом, — напомнил ему Фаллон. — День и ночь снаружи измеряются месяцами. Здесь же проходит всего по нескольку часов.

— В таком случае со времени нашего исчезновения должно пройти уже несколько месяцев — забеспокоился норвежец. — Что могло произойти с моей страной за это время?

Далеко внизу, в долине, показалось несколько всадников.

— Они должны вызвать всех вождей на совет, который состоится сегодня вечером, — объяснил Тир. — Ниорд, Браги, Хермод и все остальные скоро будут здесь.

Возле замка Вальхаллы, они увидели нечто вроде древнеримского цирка, там уже собралась целая толпа. Викинги, девушки-валькирии в блестящих платьях, женщины в длинных белых льняных платьях, даже дети — все прибыли сюда полюбоваться играми.

Фаллон был удивлен тем, как проходили эти соревнования, которые кто-то из богов назвал дружескими. Воины долины сражались друг с другом тупыми топорами, со всей силы обрушивая их на головы друг друга. Они боролись в полную силу, нападая и нанося удары так, будто перед каждым находился настоящий враг. Мечи и щиты их были в крови, льющейся из ран обоих противников.

Толпа зрителей радостно предавалась дикому необузданному ликованию.

— Я вижу, в вашем пантеоне предпочитают жестокие состязания, — иронично прокомментировал американец. — Как вы только не поубиваете друг друга в таких играх?

— Время от времени кого-то, конечно, убивают, но подобное случается не часто, — небрежно произнес Тир. — Многие получают раны, но волшебство Бринхилд исцеляет их. — Такие игры уже порядком нас утомили, — недовольно добавил он. — Все это не по-настоящему. Иногда мы устраиваем охоту в каком-нибудь из ближних лесов, но и она не заменяет того, по чему тоскует душа викинга. Если бы Бринхилд позволила нам снова испытать упоение битвой! С какой радостью мы бы отправились на настоящую войну!

Неожиданно к ним подошел Хеймдалль и спросил Фаллона с издевательской вежливостью:

— Не желаешь ли присоединиться к соревнованию на мечах, чужестранец?

В ответ на его слова весь амфитеатр издал громкий оскорбительный смех, больше похожий на лошадиное ржание. Фаллон густо покраснел, понимая, какого мнения придерживаются о нем эти жестокие воины. Он поднялся на ноги, чтобы принять приглашение и доказать всем, что он вовсе не трус. Во времена кадетской юности американец изучил довольно много фехтовальных приемов. Их с избытком хватит, чтобы противостоять грубой силе, воплощением которой казался его противник. Но тут его посетило настоящее озарение. Вот он, способ воспрепятствовать осуществлению бесчеловечных планов Виктора Хейзинга. Только бы все сработало как надо!

Медленно и неохотно он снова уселся на скамью. Осуществить свой замысел ему предстояло сегодня вечером.

— Напрасно ты пришел сюда, чужеземец, — произнес Хеймдалль со злобной усмешкой. — Это зрелище не для тебя. Тебе бы лучше наблюдать, как женщины прядут шерсть и готовят еду.

Тир повернулся к американцу и впился в него уничтожающим взглядом.

— Норны, как вы все-таки любите мир. Тот, кто называет себя немцем, был прав насчет мягкости и никчемности вашей расы.

Фаллон ничего не ответил, чувствуя, каким отвращением прониклись к нему все окружающие. По дороге к замку он украдкой прошептал Хельверсону:

— У меня возникла идея, как воспрепятствовать дьявольским планам Хейзинга, — быстро проговорил он. — Если этот нацист будет на совете сегодня вечером, его притязаниям придет конец.

Мягко и будто нехотя опустилась темнота на долину Асгарда. Фаллон вздрогнул, еще раз подумав, что здешние неспешные сумерки равносильны долгим месяцам полярной ночи во Внешнем мире.