Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

Анна выпрямилась.

– Боже мой, – тихо сказала она.

Пистолет выстрелил один, два, три раза, четыре. Четверо жрецов повалились. Светское жертвоприношение состоялось.

Анна вложила пистолет себе в рот и нажала на спуск. Пять.

Из расселин в скалах показались бледные пауки.

Шпион побрел к пляжу, пока пауки пеленали в коконы останки.

Эладора сказала – три дня.

Терпением Карильон пока еще никто не одаривал.

Три дня хватило ей, чтобы научить ишмирцев бояться Святую Карательницу. Любые окна – ее глаза, а улицы Нового города – лабиринт засад и ловушек. Ее солдаты – шайка воров и разбойников, которые обуют любого бога, посягнувшего на ее священные закоулки. Она шныряла по крышам и сточным канавам, заранее отслеживала прибывавших чудовищ.

По ночам выходили упыри. Крысов легион из туннелей вспарывал когтями и душил любого захватчика, отставшего от своих в темноте. Прежнюю улицу Сострадания ишмирцы превратили в бурную реку нежидкой воды, разделительный барьер между оккупированной зоной и владениями Карильон. Многим жителям Мойки удалось выбраться до наводнения, и полости под Новым городом нынче кишели народом. Она защищала всех как могла.

Но лучше их защищал Шпат: ограждал от чудес, запечатывал туннели, прежде чем монстры успевали по ним пробраться к людям.

Теперь сражение переместилось в другие округа Гвердона – вверх по улице Сострадания к Долу Блестки, Священному холму, на виадук. «Маленькая, но победа», – полагала Карильон, однако такой успех вызывал только досаду и раздражение.

На рассвете она навестила обгорелые развалины дома на улице Семи Раковин. Оттуда окинула взором льдисто блестящую гавань. За горизонтом лежал остров Чуткий и затопленная «Великая Отповедь».

– Если все равно предстоит ее поднимать, – пробормотала она, – тогда хер ли тянуть?

Потому что об этом тебя просила Эладора, – пришел ответ. Ответы Шпата в голове уже не так походили на его голос, как на ее собственный.

– Она, вернее всего, погибла, пойми. Если не отвлеклась на «Доходчивые примеры пре-Кризисной архитектуры отхожих мест», а то и просто села порыдать в уголке. – Кари побарабанила ногтями по камню. – Если надо идти, то давай уж пойдем.

Сначала дождемся подходящего часа.

– Враги разрушают город!

Да, я заметил. Она ощутила, как стягивается, собирает себя Шпат – его сознание сочилось по незримым протокам в камне. Я все чувствую, Кари. С каждым убитым я умираю. Каждый выстрел ранит меня. Но эта война идет дольше, чем мы с тобой живем на свете. Три дня – незначительная малость, учитывая, сколько Божья война уже длится.

– Легко говорить, когда стреляют в кого-то другого. Скажи им, тем, кто сейчас умирает, – извините, время еще не пришло. Их утешит погибнуть согласно распорядку.

Я говорю не об этом.

– Ты смотришь со стороны, вот и все.

Знаю. Ты хочешь от меня чего-то еще?

Это не от него она хотела чего-то еще. Шпат уже отдал свою жизнь. Она хотела действовать сама. Сделать хоть что-то. Не сидеть сложа руки.

Кари прислушалась, как палят где-то в море. Отголоски залпов отражались от волнолома, словно само небо падало вниз.

Здесь Крыс. Упырь слез по стене сооружения и тихо подкрался к сидящей Кари. Ссутулил свои могучие плечи и наклонил рогатую башку, чтобы быть почти одной высоты с Карильон.

– ПЕРЕДАЙ ШПАТУ… – Крыс попытался заговорить ее голосом, но она вышибла его: – Ну-ка, нахер. Ты умеешь разговаривать сам. Я и так отдуваюсь за двух из троих. Не хватало еще, как дуре сидеть, пока вы мною тут будете сраться.

Крыс потянулся и покачал волчьей челюстью. Попробовал заговорить, не размыкая клыков.

– Так разговаривать неудобно . – Речь звучала словно из разрытой могилы, заунывно и низко, и дыханье смердело кладбищем.

– Бедненький. – Она немного помедлила. – Слыхал, что Хранители убили Урида Жестокого?

– Полубога, – презрительно усмехнулся Крыс. – Все равно он вернется. Без божьей бомбы его только ослабили, а не уничтожили насовсем. И тело сожгли, – в раздражении добавил он.

– Как твоим упырям все это нравится?

– Нам не впервой лицезреть падение этого города. Знавали мы войну и вторжение, чуму и погибель. Такие времена – праздник для нашего народа. Сейчас по-иному, в наши дни все боги – падальщики. Так алчут душ, что налетают на самый завалящий труп. Грядущее сулит моим собратьям скудную поживу – но ничего, переживем. Закопаемся глубже. Гвердон древнее, чем боги.

– Вы оба, – сказала Карильон, – дохера утешать научились.

Извини .

– Ты работал с Эладорой в правительстве Келкина? Какой она тебе показалась?

Крыс обдумал вопрос.

– Мне мало было дела до очередной прислужницы Келкина. Но она… серьезно укоренилась в городе. Наверно, после смерти душа ее будет из тех, что цепляются за землю и кирпич, – несъедобных для упырей. – Он протяжно захихикал. – Вообще-то порой она напоминает тебя, Шпат. А порой… – Он фыркнул.

Отряды хайитянцев рассредоточиваются у прохода под виадуком , – просигналил Шпат. Мысль сопровождала дрожь от слаженного топота тысяч костяных ног.

– Их ждет поражение, верно?

Пожалуй .

Желтые глаза Крыса уставились на море.

– Карильон, – показал он туда.

Кари обернулась. По заливу шагала Она, в сотни футов ростом, с ликом лучезарнее солнца. Позади Нее вскипали кровавые буруны.

– Богиня, – вымолвила Карильон, и был у слова вкус золы и железа.

Думаю, теперь самое время .

Девушка-кракен Наолы была дохловатым созданьем. В отличие от разлапистых громадных полипов в заливе, она не изжила признаки человека. Ноги у нее сплелись в русалочий хвост, руки выросли в длину и разветвились, только бледные щупальца венчали остаточные людские кисти. Однако туловище в основном человечье и на спине свежие раны от пуль. Лицо тоже женское, только голос пропал.

Она толкала плот по затопленным переходам. Навевала вокруг чудо Кракена: преобразовывала вещество в нормальную воду, чтобы плыть, потом забирала воду обратно, замещая жидким стеклом. Кракен подчинил себе моря, но святая Наолы брала их у него понемногу на время. Когда она творила чудо, с ладоней на щупальцах сбегала серебристая вода.

Они плыли по ущельям бывших улиц. Огибали рифы мусора, намытого из жилищ, трактиров и фабрик. Здания пусты – на улицах нет даже трупов. Поначалу Теревант подумал, что здесь необычайно успешно провели эвакуацию, но вскоре сообразил, что все тела успели достаться тем или иным богам. Мертвых растащили ради похоронных обрядов, чтобы накормить богов подонками душ из останков.

Они миновали развалины церкви Нищего Праведника, одной из старейших в городе. Запачканные оконные стекла расколоты, опрокинута колокольня. Алтарь Хранимых Богов сбросили, и теперь в нефе [1]восседало творение Дымного Искусника, в окружении благовонных курильниц и пляшущих силуэтов из битых стекляшек. Богоявление извратило эту часть Старого города. Корабли-храмы укоренились в земле. Башенная многоэтажка по мере возвышения обращалась в дым, твердые нижние ярусы размазывались тускло-бурым туманом, сохранявшим форму здания. Бол Благословенный притязал на старый Морской Привоз, и теперь под нежидкой водой бились по-настоящему золотые рыбки.