Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

Враг окружал со всех сторон. На крышах восседали умуршиксы. Когда плот проходил под низко нависшей тучей, вспышкой взрыва осветились зародыши, копошащиеся во чреве Облачной Роженицы. В тесноте переулков поджидали жуткие твари, порождения безумья богов. Посреди хаоса окопалась ишмирская морская пехота – их держали в запасе, пока богам не потребуется новый святой, не потребуется новая душа, чтобы в равной пропорции ее вознести и пожрать. Разлив наводнения морщинила рябь, шатались дома – это божьи отродья бродили по захваченному городу. Все изготовились к контратаке Хайта, ждали встречи с легионом мертвых солдат, выступивших со Святого холма за заветным мечом.

Ишмирцы высматривали мертвых, а не живых. Теревант плыл на плоту с наемниками, а греб им кракен. В чаду и тумане истерзанного города их было легко прозевать. Никто не заступил им дорогу на их пути в самое сердце Мойки.

Наемники Наолы – бывалые ветераны Божьей войны. Сбились в кучу, держа наготове оружие, к доспехам приклепаны рассеивающие обереги. Одновременно внахлест бубнили молитвы. Внимательно следили, нет ли у кого признаков религиозного экстаза или божественного откровения. Наола сидела на середине плота возле Тереванта.

– Ты – самый драгоценный, – прошептала она, будто давала обещание.

Они миновали руины большого зала, и Наола объяснила, что прежде отсюда командовали главари Братства, старой городской гильдии воров. Огромные черные пауки ползали по выбитым окнам, оплетая серой пеленой целое здание. Эти выбитые окна напоминали Тереванту сетку зрачков наблюдавшего за городом насекомого.

Хотя девушка-кракен лишена голоса, было видно, как она утомилась. С каким напряжением толкала плот. Они уже приближались к Болотной площади.

Меч должен быть где-то неподалеку.

Теревант закрыл глаза. Вытянул руку. Тогда, в поезде, он чувствовал фамильный меч даже в сумке, не прикасаясь к нему. Он почувствует своих предков. Связь обязательно проявится.

«Дыши. Сконцентрируйся».

Он представил себя в домашнем поместье. Играет в роще с Ольтиком и Лис. Ольтик вечно забирался на дерево выше его. Внутренним взором Теревант всмотрелся в верхушки деревьев, представляя, как там, в развилке ветвей, засел брат.

Мысленный образ леса заколыхался. Сквозь него дунуло дыхание урагана, сгибая деревья. Послышался рев. Теперь ближе.

Он начал молиться. Всяк на плоту читал молитвы на незнакомом ему наречии. Его язык, губы, горло уже ему не подвластны.

Он открыл глаза и увидел богиню.

Пеш, Царица Львов, Богиня Войны, переступила через их плот. Она вышагивала к виадуку Герцогини – к падению города. Следом за ней по улицам рыскали львиные духи. Творения ее гнева пробегали по воде и учуяли близкое присутствие Тереванта и наемников.

Они слишком далеко зашли. И попали в капкан.

Последним участком Нового города, который в апофеозе наворожил Шпат, была укромная заводь с маленькой пристанью, сотворенной из того же чудо-камня, что и все остальное. Это был выход, открытая дверь. Последняя мысль Шпата при жизни оказалась о том, что Карильон должна бежать из Гвердона, вырваться из-под беспросветной тени семьи и Черных Железных Богов. Но тогда она отказалась бежать.

А теперь вернулась на это место.

Каменный край пристани конвульсивно содрогнулся и замерцал – а потом изверг новое чудо. Новое сотворение – это Кари впитала его в себя и огранила своим сознанием, расчертила по воспоминаниям из прожитой в море жизни. Каменный корабль, с корпусом толщиной в яичную скорлупу и стройными мачтами. Он засиял, обретая устойчивость на перекатах волн. Развернулись паруса из застывшего лунного света. Это было воплощение невозможного, парусник из мечты. Когда Карильон улизнула из дома Сильвы в Вельдакре и бежала к морю, то молилась, чтобы ее встретил именно такой корабль.

О команде скаливших зубы упырей ей в детстве не грезилось, но было радостно их тут найти.

Она перелезла через борт, ощупала каменные снасти. Сквозь корабль струилась Шпатова жизнь, но корпус мал и вместил лишь клочок его разума. Им досталось с собой только напутствие, но не прощание.

– Прекрасно! – выкрикнула она. – Курс на Чуткий!

Крыс ухмыльнулся и на языке упырей провыл приказ – и они отчалили.

Судно влекли вперед не земные ветра – но и шло оно не по земному морю. Кракен похитил воды залива; Шпат боролся за власть над морем, превращая его в молочно-белую жидкость. Корпус заскрипел, столкнувшись с первыми чудесами: проклятием Кракена на неудачу и мель. «Полноценная атака произойдет позже, – догадывалась Кари, – ныне внимание Ишмирских божеств обращено к городу».

Но стычки со святыми не избежать. Щупальца вытянулись из-под нежидкой воды, пробуя ухватить и потопить команду – но упыри сильнее людей, и у них есть когти с зубами. Когда одно щупальце захотело обхватить Крыса, он вонзил когти в студенистую плоть, полностью выволок святого кракена из океана и выбивал о палубу, пока тот не сдох. Упыри устроили пир.

Они скользили по воде быстрее любого смертного судна. Кари восторженно радовалась невероятному изяществу их творения. Корабль получился воровской, мечта контрабандиста. Ободрившись, она старалась не думать об источавших дух усилиях, уходящих на поддержание чуда. Шпат – не бог; у него нет верной паствы, тайные обряды не питают его осадком душ. Он неспособен пополнить силы – а в этой вылазке они тратили их безоглядно.

Они уже подплывали к острову. В море вокруг Чуткого вернулась обычная вода – Кракен отозвал свое жестокое благословение, – но место крушения «Великой Отповеди» окружало кольцо испарений.

– Кислотное семя, – прошелестел один упырь. Это боевое вещество медленно растворялось в морской воде и высвобождало алхимические соединения, которые проедят корпус корабля, вздумавшего прорвать блокаду.

– Защищайте глаза, – крикнула Кари. Сама натянула на лицо противогаз, и пока корабль не влетел в облако пара, несколько секунд сожалела о том, что не подготовилась тщательней.

Преисподняя приняла их – но ненадолго. Пока над ней проносился туман, Кари свернулась в клубок, стараясь закрыть незащищенную кожу. Туман проникал исподтишка, смешивался с потом, капал струйками тянущей боли. На коже вздулись волдыри. Отказывали фильтры на маске, ей стало нечем дышать.

Она задержала дыхание, крепко зажмурилась и стала смотреть зрением корабля. Они заблудились в едкой мгле. Упыри попрочнее, чем Кари, но и они обжигались до мяса. Они укрывались на палубе, урчали, кряхтели от боли. Только Крыс способен был вытерпеть облако, не поморщась. Он отошел на корму, опустил на руль свой массивный коготь. Другой лапой приобнял голову Кари, прикрыв ей затылок.