Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

Одним зимним днем Эладоре Даттин сообщили, что ее мать умерла.

Карета застряла в полупромерзшей грязи проселочной дороги. Барсетка соскочила на землю и, приложив недюжинную упырью силу, вытолкнула задние колеса. Потом залезла обратно, от дыхания на холодном воздухе шел пар. Эладора дала ей платок, чтобы Барсетка вытерла когти и не запачкала свое новенькое траурное платье из бархата.

– Спасибо, мисс, – сказала упырица. Она уселась на место. – Что это за штуки, там, в поле?

Эладора посмотрела туда.

– Лошади.

– Ого. Они почти как на резьбе в церквях Хранителей! Красивее, чем рэптекины. Интересно, на что они похожи на вкус? – Городской упырь, куда деваться. – Жалко, что Карильон не смогла приехать.

– Оно и к лучшему, – молвила Эладора. – Она никогда не была здесь счастлива. – «А я?»

Она озирала бесконечные снежные поля и леса, маленькие деревенские дома и сараи. Седые небеса над седой землей.

Она заметила быстрое движение высоко в облаках, седую завесу разорвал дракон, закружил над землей, выслеживая добычу. Эладора мысленно напомнила себе перекинуться словом с лириксианским послом. Драконы залетают слишком делеко от выделенных им угодий близ города; для договора о Перемирии в этом ущерб невелик, но нельзя закрывать глаза ни на что, касающееся занебесных чудовищ. Надо посоветоваться с Аликом, узнать, что у них есть на посла – мотивировать его решить этот вопрос без лишнего шума, а не рисковать оскорблением джирданской семьи, предъявляя претензии лично дракону.

Дракон, разочарованный пустынным ландшафтом, скрылся в облаках.

Вдалеке по мерзлому полю брел фермер с опущенной головой, он и не заметил громадной зверюги в небе.

Похороны посетило больше народу, чем Эладора рассчитывала. Циничная часть ее разума предположила, что люди пришли сюда в основном просто погреться. Сафидистка Сильва просила кремировать себя на погребальном костре из священного дерева, а не опускать тело в трупную шахту. Костер воздвигли на небольшой деревенской площади посреди Вельдакра. Большинство скорбящих были односельчане, в основном родственники по линии Даттинов. Несколько младших сановников из Гвердона; епископ-другой из Хранителей. Мхари Воллер отсутствовала, однако, как гласила записка, роскошные духи с ароматом чудесных цветов были от нее. Эладору посадили в середине церкви, на ближнюю к алтарю скамью, к телу матери. И чередой брели мимо, принося обязательные соболезнования.

Барсетка сидела в следующем от Эладоры ряду, положив в утешение когтистую лапу ей на плечо. «Какое же все это занудство, – думала Эладора. – Выхолощенный ритуал». Эти молитвы пустее смирительных псалмов в доме Джалех – такие поскуливания о милосердии не растревожат ни одного далекого бога.

Она вспомнила здешний Фестиваль Цветов. Как ее заставляли выстаивать тут часами, в душной жаре. Держать ладони над зажженными свечками. Молить пламя свечи превратиться в огненный меч, вымаливать дары святости.

«Гори», – думала Эладора. Зря она сюда приехала. Укол вошебным мечом должен был стать подобающим прощанием с Сильвой. Но необходимо соблюсти формальности. Они высидела всю долгую службу, пока ягодицы не затекли на твердом сиденье, пока тщательно напяленная маска скорби не переросла в честный оскал раздражения.

Сельский священник произнес последнюю заупокойную молитву, и Сильву понесли на жервенник. Тело легкое, будто бы оно уже выгорело внутри, и осталось только закончить начатое. Эладора пошла за ними, на всякий случай. За последний год она повидала, как восстают из мертвых, и хотела убедиться наверняка.

Несколько опоздавших подошли к ней проявить почтение, когда мать уже лежала на костре. Один из них, коротышка с длинным носом, ненадолго отвлек разговором сельского священника, а потом приблизился к Эладоре. Она его уже видела, только сразу не могла вспомнить, где именно. А потом вспомнила и с трудом превозмогла себя, удержавшись от возгласа.

– Я просто хочу, чтобы вы знали, как мне жаль, – сказал король Беррик. – Я знал вашу мать последние несколько месяцев, пока мы оба гостили у патроса во дворце. Иногда мы с ней беседовали, когда она могла разговаривать. Она часто упоминала вас. Порой даже гордилась вами. – Король окинул взглядом площадь. – Она научила меня любить Гвердон. Любить, пусть даже на расстоянии.

«Она была Тай».

– Благодарю, ваша милость. И спасибо за то, что пришли.

– Мне необходимо исполнить некоторые обязанности. До отъезда подойдите к священнику.

Внезапный всплеск пламени отвлек собравшихся, и король воспользовался возможностью незаметно отбыть.

Эладора стояла на холоде и смотрела, как тело матери горит и становится пеплом.

Покосившаяся сельская усадьба в Вельдакре теперь принадлежит Эладоре. Слишком поздно, в Гвердон до темноты не вернуться, поэтому они с Барсеткой остаются здесь на ночь.

Она повернула ключ и отперла заднюю дверь. Деревенский дом мало поменялся с тех пор, как Эладора поступила в университет. Затхлые книги, иконостас Хранимых Богов. Подтеки свечного воска.

Шкатулку она положила на стол.

– Что там? – спросила Барсетка. – После похорон я видела, как жрец передавал вам этот ящик.

– М-мать доверила шкатулку ему, – ответила Эладора, – еще очень давно. Ее… ее прислал дедушка, тогда же, когда отправил к нам жить Карильон.

Шкатулка с железными петлями была сделана из какого-то темного дерева. Защелка опечатана сургучом со знаком семьи Таев. Дотронувшись до печати, Эладора почувствовала озноб колдовства. На крышке начертаны обереги.

– Что там внутри? – Барсетка принюхалась к ящичку.

– Дневники моего деда, так сказал священник. Мать… захотела, чтобы я их взяла.

– Зачем?

Наследство. Предупреждение. Ловушка. Она не знала.

Мать была чудовищем. Мать была святой. Она преобразила Хранителей, восстановила короля на престоле. Король всем ей обязан.

Дедушка был чудовищем. Дедушка заложил и выстроил современный город, как он есть. Келкин всем ему обязан.

Эладора прокалывает палец и срывает печать.

Писать книгу – все равно что прыгать со скалы. Вы шагаете с края, на мгновение наступает тишина, и вдруг вокруг вас все начинает происходить очень быстро и раздаются крики.

Писать вторую книгу – все равно что пытаться сделать второй шаг в воздухе. Это определенно опыт.

Большое спасибо моему британскому редактору Эмили Байрон, которая превратила мою оригинальную рукопись в нечто гораздо лучшее, Брэдли и Джоанне, Назии и всем остальным в Orbit (особенно многострадальным корректорам, которые терпят такой текст, как «это Кракен, и это кракен, а это Кракен – вещь, что может быть кракенами»). Спасибо также моему агенту Джону Джарролду.