Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

На кораблях наступавшего ишмирского флота священники Пеш неистово клали жертвы своей вдребезги разбитой богине, увещевали ее вернуться к жизни. Возможно, как пройдет срок, им удалось бы сотворить ее заново – или родилось бы иное ишмирское божество конфликта. Например, Верховный Умур вполне мог совокупиться с Облачной Роженицей и произвести на свет бога райского гнева.

Те, кто выжил и оказался бессилен убивать в этом противоестественном перемирии, пытались действовать в обход. Колонны хайитянских солдат вступили в северные пригороды Гвердона, двигаясь маршем в сторону высот Священного холма. На берег накатывались новые кракеновы волны, неся в Мойку свежие флотские подкрепления.

Но прежде чем сражение вспыхнуло снова, пока враждующие стороны не успели вспомнить, как воевать, небеса заполонили драконы.

– Снижайтесь здесь, – Эладора указала на двор, окружавший парламент. Ей приходилось кричать, чтобы быть услышанной сквозь встречный ветер, но джирданский пират разобрал ее жест и передал указания дракону. Они заложили круг над руинами Мойки, пока другие драконы усаживались на шпили Священного холма или проносились над портом. Занимали позиции между рядами противников, между Ишмирой и Хайтом.

Пламя клокотало в их глотках, но рептилии пока сдерживали свое смертоносное дыхание. Эладора нетвердо сошла на землю, ноги затекли и болели от долгого полета через океан от самого Лирикса. Она попыталась заговорить, но горло ободрано криком.

– Скажите им вы, – бессильно выдавила она.

Дракон по-крокодильи улыбнулся и направился к парламенту – растолковывать городу цену спасения.

Будто по воле какого-то гражданско-правового чуда выборы в парламент все-таки состоялись, и вопреки обстоятельствам – по расписанию. Боевые действия в основном ограничились припортовыми округами, и знаменитая гвердонская стойкость проявила себя в том, что граждане вылезали из укрытий и посреди разрухи выстраивались в очереди, чтобы отдать свои голоса. Оккупационные силы изумлялись, наблюдая за этим отправлением избирательного права. Хайитяне – бесстрастно, ишмирцы обвиняли местных в безбожии, а лириксиане бились об заклад на победителя.

Итоговый подсчет разочаровал азартных игроков. Парламент получился равновесным, ни одна из партий не набрала большинства. Предпочтения избирателей распределились почти строго поровну между Келкином, алхимиками и церковью.

Тем не менее от парламента требовались ключевые решения. Первый созыв стал одним из самых важных за всю историю Гвердона. Им предстояло определиться с такими вопросами, как признание короля, помощь обездоленным войной гражданам и – наиболее насущным – прекращение боевых действий на Чутком.

В пивных и кофейнях, прокуренных подсобках и светских салонах на Брин Аване, в гостиной Келкина, дворце патроса и гильдейских палатах по новой закипела политическая жизнь. Сперва замедленно, потом лихорадочно ускоряясь, партии принялись бороться за превосходство при новом порядке. Город преобразился в очередной раз и при этом остался Гвердоном.

Как всегда готовым продать то, о чем ты мечтал, попутно обчистив твои карманы.

На этот раз Эладора не участвовала в подковерной возне. Ее не приглашали на собрания в верхах после подсчета голосов; она не ходила на вечеринку в «Вулкан» после объявления результатов. Ее редко встречали на улице; никто толком не знал, где она теперь обитает. Газетам интервью она не давала и никаких заявлений не делала.

Чаще всего ее видели в Университетском районе – там она помогала ремонтировать поврежденную библиотеку, но при этом порой исчезала на несколько дней подряд. В определенных кругах гуляли слухи: она то ли проводит тайные переговоры с Лириксом, а может, и с Хайтом, то ли помирилась с матерью и метит королю Беррику в невесты, то ли ее арестовали за подрыв чудо-машины на Чутком и скоро казнят за измену.

Одним дождливым вечером по прошествии трех недель после выборов чтение Эладоры прервал стук в дверь ее гостиничного номера. Она отложила «Костяной щит» – уже почти дочитала, пара глав осталась – и босиком прошла через скудно обставленную комнату. Гостиница стояла на Долу Блестки – нейтральной полосе между подконтрольным Хайту Священным холмом и ишмирской областью, бывшей Мойкой, прозванной ныне в народе Храмовой Четверью. Хоть территория и нейтральная, жить по соседству с оккупационными зонами вовсе не безопасно.

Перед дверью она сунула в карман халата пистолет. Поглядела в глазок.

В ответ ей широко ухмыльнулся скелет.

– Это, хм, я, Теревант Эревешич, – проговорил мертвец.

– Хотел повидаться с вами, пока не уехал, – пояснил он.

– Значит, вы возвращаетесь в Хайт? – Эладора разглядывала скелет, что, закинув одну костистую ногу на другую, сидел в кресле и неловко вертел чашку чая. Он, не подумав, сразу налил себе чай и сейчас не имел понятия, куда его девать.

– Да, в общем-то, нет. Я… я вступил в роту наемников. Отряд из Восьми. Вечером отплываю.

– После того, что вы пережили, хотите снова на Божью войну? – изумилась она.

– Понимаете, я же убил богиню. Ну, вроде как. Надеюсь, моя репутация разнесется по свету. Даст мне хороший козырь в бою против других божественных созданий. – Теревант расхохотался. – Да нет – просто на Хайт мне возвращаться не с руки. Есть, хм, политические препоны.

– Понимаю. – Сейчас, в отрыве от Келкина и потока разведсводок, она довольствовалась лишь обрывочными намеками из газет. Впрочем, были сообщения о том, что нынешний носитель Короны принял вытяжку болиголова, и вскоре на смену ему изберут нового. А еще, что некоторые из оставшихся колоний Империи взбунтовались, поскольку Дома отозвали войска на защиту Старого Хайта. Новому носителю Короны достанется в управление сильно умалившееся государство, но, возможно, лучше подготовленное к встрече Божьей войны.

В газетных известиях из Старого Хайта упоминалось имя Лиссады.

– В Хайте говорят, что мертвым не дано любить так, как живым. Я бы, наверное, поспорил. Не думаю, что и среди живых найдутся такие, кто любит одинаково. Однажды, может статься, я вернусь. – Он пощупал пустую глазницу. – Со свежим, так сказать, взглядом.

– Если не слишком личный вопрос…

– Задавайте.

– С вами был Меч Эревешичей. Вы могли умереть оберегаемым. Могли ведь?

– До последнего верен, – пробормотал сам себе Эревешич. – Да, благодаря вам меч был у меня. Я был старшим Эревешичем, и это было… блистательно. Но я увидел, как подлетает ракета, и… не знал, как подействует божья бомба на раку. И я заглушил меч. Перекрыл, насколько мог, его связь с внешним миром, чтобы уберечь живущие в нем души.