Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

Верующие воздвигли деревянные вышки-штандарты. На каждом название их родного села. Штандарты сделаны похожими на облетевшие деревья – голые ветки, как руки скелета.

Вскоре, когда их благословят священники, они будут украшены венчиками цветов, символизирующих подъем жизненной силы, щедрый урожай и дары богини. Детвора полезет вешать на штандарты цветы. Карильон постоянно взбиралась на самую верхушку штандарта Вельдакра, когда была маленькой, качалась на шаткой жердине и беззаботно швырялась цветами.

Гимн возвышался, и Эладора, оказывается, тоже начала подпевать толпе. Ее голос взлетел – петь не в ее привычках, обычно она спотыкалась в словах, но сегодня разошлась фонтаном нектара. Одна ее часть спохватилась. Что-то в этом прилипчиво мягкое, уютное – сонное тепло, от которого с трудом ворочается мысль. Солнце колесило над головой, словно кружилось все поле. Небо кристально ясное, голубой бриллиант, лишь с небольшим пушком белых облачков. Кажется, на миг облака сложились в зыбкие человекоподобные силуэты, обратившиеся долу из райских высот.

А ведь так просто уступить, позволить толпе нести ее. Дать ногам скользить вперед, вместе с остальными верными. Дать душе уплыть в солнечный свет или дать свету затопить душу. Она вспомнила, как Святая Алина выручила ее из беды, дралась за нее. Стояла на страже, пока Эладора спала. И в руке ее горел меч, яркий как солнце.

Она навалилась, толкая в обратную сторону, борясь с движеньем толпы, как вдруг солнце точно копьем пронзило ей глаз, ослепило. Голос сорвался, и она больше не помнила слов гимна. Она покачнулась. Кто-то двинул локтем в бок, ее вынесло наперерез, и один здоровяк больно отдавил ей ноги. Но Эладора боролась с давкой, продиралась против течения и выбилась наружу на краю поля.

Здесь она смогла отдышаться. Укрылась под навесом от солнца, и боль в голове поутихла. Дважды за день она неведомо как терялась в пространстве – сейчас, в толпе, и ранее, в шатре, когда мать явила свою святость.

Чтобы успокоиться, она проделала колдовское упражнение с урока доктора Рамигос. Впитала энергию чар и опять выпустила их наружу. В конечностях закололо, когда сила сошла с них, но голова опять прояснилась. Облака стали обычными облаками.

Отсюда ей виднелся ряд краснорясых добровольцев – они вручали верующим небольшие гирлянды цветов, пока жрецы выпевали Цветочное Благословение. В городе говорят, что гирлянды приносят удачу.

Одну из добровольных помощниц она узнала даже на таком расстоянии. Это ее мать. Сильва, среди сотни прислужников, раздавала венки. Дочь семьи Таев, плоть от плоти некогда богатейшей элиты Гвердона, протягивала черни связки полевых бутонов. Через послушников шла длинная вереница народу, и каждый в очереди брал венок. Скоро они развесят их на штандарты, патрос вознесет молитву, и все закончится.

«Пора опускаться на землю», – сказала она себе. До выборов осталось всего ничего. Ни у какой другой партии нет лидера, способного потягаться с Келкином. Промышленные либералы победят, и Келкин в победной речи воздаст ей должное. Назначит на кафедру в университете, и она снова приступит к занятиям. Вернет в библиотеку «Духовную и светскую архитектуру» и извинится за опоздание.

Эладора глядела на мать сквозь толпу, словно хотела встретиться с ней взглядом. «Ты снискала святость, вот и наслаждайся, мама. Богам в тебя вливаться уже, наверно, не так и трудно – ведь душу-то ты потеряла».

И вдруг внутри ее снова раздался гимн, слова песнопения стали неодолимы, и ее опять вытолкнуло на солнце. Толпа хлынула вперед, вынося ее к алтарю. Она пошатнулась и, подняв глаза к небу, увидела их.

Горних богов .

Там , покрыт капюшоном, не Нищий ли Праведник вознес свою лампу истины? Великан, выше самих небес. Плащ его – ночное небо. Глаза исполнены мудрости, какую можно обрести только в страданиях. Подле него, колоссальным изваянием посреди павильона промышленников, высится сам Вещий Кузнец. Он тяжело ступает вперед и поднимает молот.

«Кто-нибудь другой видит их?» – думает она. Разве что некоторые – фанатичные сафидисты, духовицы-мистики, особо восприимчивые дети. В целом люд практически не ощущает приближение своих богов. Их присутствие зримо лишь в совокупности – подол Нищего Праведника коснулся толпы, и ряд поклонников задрожал в ознобе под летним зноем.

Эладора видела Хранимых Богов прежде. Их образы ненадолго показались ей в Кризис, когда была сражена Святая Алина. Тогда они были хрупкими, призрачными – растерянными и устрашенными. Теперь они сильно окрепли.

С востока шагает Святой Шторм. Его броня инкрустирована моллюсками и морской солью, но огненный меч ярко пылает на фоне небес. Он опускает взор на Эладору – под забралом шлема глаза бога ей не видны, но его узнавание озаряет вспышкой молнии, и вот она уже корчится на земле. Руки толпы поднимают ее и несут – очередную паломницу сразил религиозный экстаз. Кто-то надевает цветочную гирлянду ей на шею, но венок развязывается и соскальзывает на землю, под ноги паствы.

Эладора пытается отбиваться. Пытается прочитать охранное заклинание, но не может подобрать слова. На ум приходит только лекция профессора Онгента, глумливое развенчание Хранимых Богов. «Типичный пример небольшого сельского пантеона… образы, возникшие из циклов жизни и смерти, от разделения на нас и на не-нас… незамысловатые, непримечательные… Не более осмысленны или разумны, чем круглый червь или клещ…»

Мать встает со своих лугов и пастбищ. Над ее бровью сверкает венок из цветов. Сейчас время яркого света, время веселья, перед трудами осени, перед лютой зимой. Радость, как мед – переслащена. Эладору тошнит.

«Но это ничего не меняет, – в отчаянии убеждает себя она. – Это лишь эфирный спазм, духовная рябь. Поколенье назад, когда боги были столь же сильны, Хранители не удержали хватку на шее парламента. Келкин все равно победит».

Боги поглядели на нее сверху вниз, взвесили ее мысли – и двинулись дальше.

Они начали умаляться перед ее взором. Цветочный венец на челе Матери усох. Это как взрыв, как бомбардировка из гаубиц в обратном порядке. Они сокращаются, оседают, сжимаются в кольцо из огня…

Теревант поднес Ольтику меч.

На миг брат зачем-то нелепо оглянулся на Даэринта. Тот коротко покачал головой, но тем не менее Ольтик потянулся к мечу.

Он поднял его, и по клинку заструились души. Сквозь носителя потекли всплески энергии, усиливая, возвеличивая его. И без того сильный, он становится неуязвимым. И так красавец, он становится восхитительным. И прежде властный – отные богоподобен.

На остальных троих под пологом шатра – троих смертных – его превращение подействовало по-разному. Даэринт со стоном от сгибания старых суставов опустился на колени. До Тереванта докатилось безудержное ликование, дикое торжество, и он не сразу разобрал откуда – с Фестиваля на поле или изнутри его головы.