Екатерина Белецкая - Холод

— Что с ними нельзя иметь дело, что они обманщики, что они родства не помнят, что они нечистые, — Кили пожал плечами. — Да много всего.

— Это люди говорят? — уточнил Саб.

— Люди, да. И чистокровные тоже. Хотя сами безбородые.

— И вот как в таких условиях строить мост? — безнадежно спросил Скрипач. — Это какое-то феноменальное зло, впавшее в маразм!

— Построим, — утешила его Эри. — Только, наверное, надо собрать еще информации, чтобы найти место.

— Это ты не то слово, как права, — согласился Ит. — Блин, за всю агентскую практику с таким ни разу не сталкивались.

Двое суток они работали, как проклятые. Спали урывками, ели что-то, не запоминая даже, что именно. Работали, и выстраивали план дальнейших действий «в соответствии с условиями среды». Среды, которая не могла существовать. Среды, которой не было аналогов. Среды, контролируемой недоброй и расчетливой силой, источник которой еще предстояло найти — на том, что это нужно, настоял Саб, и с ним согласились. Однако и здесь существовали некие правила игры — и эти правила предстояло каким-то образом соблюдать.

…На исходе вторых суток Ит выбрался в модуль — спокойно покурить, посидеть, и подумать. Внизу лежал сейчас холодный черный лес, на который давно опустилась ночь, а сверху, над невидимым «Горизонтом» нависло темное облачное небо. «А ведь мы здесь еще ни разу не видели звезд, — подумал Ит. — Только тучи. Хотел бы я посмотреть на здешнее небо. Не из пространства, а с планеты. Ощущение… вот что я никак не могу нащупать, наверное. Вот почему у меня ломается чутье. У меня нет того ощущения, которое должно быть, обязано быть».

В модуль вошел Саб, присел на пол рядом с Итом.

— Опять куришь? — с упреком спросил он.

— Курю, — согласился Ит.

— Это же вредно, — упрекнул Саб.

— Ты прямо как Фэб, — хмыкнул Ит. — «Вредно». И что? Может, мне так лучше думается.

— И о чем тебе думается? — Саб помахал перед лицом ладонью, разгоняя дым. Ит вздохнул, затушил сигарету.

— Обо всем подряд, — после секундного молчания признался он. — О том, кто я есть, наверное. Только не упрекай меня в эгоизме. Вот смотри. Я был филологом, был агентом… долго был, более чем долго… был водителем, был безработным, был предателем и врагом, был плечом и опорой, был отцом, мужем, дедом, был врачом, пилотом, снова агентом… А сейчас выясняется, что я не понимаю, кто я на самом деле, кто из этих всех предыдущих «я» был «я». Кто настоящий, а кто нет. И я не понимаю, кто я сейчас.

— Ты богоборец, — усмехнулся Саб. — Сновидец. Мостостроитель. Путешественник во времени. Собиратель умирающих отцов и фракталов. Трепач, действующий мне на нервы. Психопат, наконец.

— Не смешно, — Ит отвернулся. — Ты не понимаешь, кажется.

— Да нет, понимаю, — покачал головой Саб. Глянул вниз, на черную массу деревьев. — Может быть, я понимаю даже слишком многое, Ит. Я, кстати, пришел попросить у тебя прощения.

Ит опешил.

— За что? — только и смог спросить он. Саб и прощение — это из разных вселенных, как минимум.

— За то, что прикасался к тебе и требовал от тебя… да еще и вынуждал. Ит, прости. Больше я не притронусь к тебе даже пальцем. Даже если ты сам об этом попросишь. К рыжему тоже.

— Почему? Саб, опомнись! Это говорит бог, который…

— Тут не я бог, — отрезал Саб. — Не я.

— А кто же? — Ит прищурился. — Мы двое, что ли?

— Судя по тому, что я вижу… — Саб осекся. — Возможно. Я не утверждаю ничего, но возможно.

— Чушь, — покачал головой Ит.

— Отнюдь, — парировал Саб. — Если бы это была чушь, мы не оказались бы здесь.

— Но я-то тут при чем? Или рыжий? — удивился Ит. — Раз на то пошло, то богом тут работает Эри. И Шилд, за компанию.

— Она любит вас. И если прав сейчас ты, то я виноват вдвойне. Потому что обидел то, что любит бог.

— Саб, тебе нужно выспаться, — предположил Ит. — Или поесть, а потом выспаться. Ты городишь…

— Я говорил с ней, — Саб отвернулся. — Знаешь, что она мне сказала? Что вот это всё… всё, что сейчас вокруг… что это игра. Понимаешь? Игра, условность. Это не реальность.

Ит почувствовал, что по коже забегали мурашки.

— То есть это — по сути дела продолжение Берега? — уточнил он. Саб кивнул.

— Именно.

— Мы говорили об этом с рыжим, когда были в городе, — шепотом произнес Ит. — Ты еще ругал нас по связи тогда. А мы стояли там, на вокзальчике, по колено в снегу, и говорили как раз о Береге. Значит…

— Значит, она права, — кивнул Саб. — Вы это понимаете и чувствуете. А вот я — нет. И для Кили этот мир тоже никакая не игра и не Берег. Вот и думай сам. Ит, мы отвлеклись. Ты меня прощаешь?

— Я не могу тебя простить, потому что прощать не за что, — твердо ответил Ит. — Наоборот, я тебе благодарен. И не делай вид, будто не понимаешь, за что именно. И еще, знаешь…

— Что?

— Мне кажется, что ты-то как раз все-таки бог, — Ит улыбнулся. — Главный отличительный признак настоящего бога в том, что они никогда в этом не признается.

Часть II

Звездочёт

5. Звезды держат небо

— Еще пять минут, — попросил он. — Я хотел забрать…

— Еще книги? — брезгливо спросили из дверей. — Не много ли будет? Зачем они тебе?

— Боюсь, вы этого не поймете, — шпагат выскальзывал из пальцев, Сэт дернул посильнее, и тонкая веревочка, не выдержав, лопнула. — Всего пять минут, пожалуйста.

— Куда ты понесешь эти книги, плесень? — стоящий в дверях мужчина усмехнулся.

— Домой, — беззвучно ответил Сэт.

— Домоооой? — протянул мужчина. — Ну-ну. Надо на это посмотреть.

— Что? — Сэт обернулся.

— Ничто. Пошел вон отсюда, — рявкнул мужчина.

— Дайте мне пять минут, пожалуйста, — взмолился Сэт. — Эти книги, это…

— Ты забыл, что ты уедешь отсюда, плесень? — мужчина засмеялся. — Склероз одолел? Мозги от старости ссохлись? Вали давай, оглох?

Сэт глубоко вздохнул, нагнулся, поднял с пола ту стопку книг, на которой бечевка была целой. Снова посмотрел на мужчину — тот стоял, подпирая плечом дверной косяк, и ухмылялся. Молодой, крупный; волосы светлые, нос картошкой. На лице — презрительное, пренебрежительное выражение; ворот новенькой строительной робы расстегнут, под ним виднеется не очень чистая майка.

И запах. Опять этот запах.

Сэт невольно поморщился.

Запах был говорящим, и настолько недвусмысленным, что не оставлял никакой надежды. Ни на что. От мужчины пахло свежей землей, снегом, гудроном, потом, машинным маслом, и прелыми ногами. А еще от него пахло силой и наглостью. Молодой такой наглостью, залихватской. И — хозяйской. Он знал, этот молодой светловолосый мужчина, что сила, а значит и правда, за ним, и только за ним, и что этот старый рауф, одетый в латаное пальто со стопкой старых пыльных книг в руках — тут не более чем призрак, прошлое, уходящее прошлое, смертная тень. Тень эта раздражала и злила его, и лучше действительно уйти. Избить не изобьет, но все равно, не стоит его провоцировать.