Алексей Калинин - Война кланов. Охотник 1 [litres самиздат]

– Ты высказывал оборотням про вожака, что, мол, запустишь их только в его присутствии, – обращаюсь я к Вячеславу.

– Да-да-да, про него… – после этих слов круглолицый застывает с миской в руке, которую собирался унести. – А откуда?… Ты все слышал из подпола?

– Да, сперва какое-то бурчание, а потом словно вы оказались рядом. Вы же особо не скрывались. Чего же тут удивительного?

Федор тоже застывает соляным столбом, а глаза увеличиваются до размера пятирублевой монеты.

– Я не сказал, что наш подпол звуконепроницаемый? Он специально строился как убежище от оборотней, то есть ни звука не должно проникнуть туда… и не раздаваться оттуда. Может быть… Охотник… хотя вряд ли… да фиг его знает. Лучше Иваныча дождаться, – Вячеслав ставит миску на стол и, сгорбившись, садится обратно на табурет. – Повтори ещё раз – как тебя зовут?

– Александр Алешин, а что? И что ты говорил про охотника? Я вроде бы выбрал такое в игре.

Словно тяжелые тучи собираются, чтобы пролиться холодным дождем – так темнеет высокий лоб Вячеслава. Он силится что-то сказать, краснеет. Потом сплевывает на пол и машет рукой, как будто передумал сообщать важное известие. Федор тоже молчит, хотя я вижу, как под кожей щек гуляют желваки.

– Ребят, ну а мне-то как быть? Я так и буду в этом растянутом трико дефилировать? Может нам сгонять до Шуи? Там все-таки и документы мои остались, и вещей взять не мешает.

Слова вырываются сами, я пытаюсь их проглотить, но безрезультатно. Мозг кричит о невозможности возвращения и в тоже время подталкивает вернуться. Так вот ты какая – шизофрения…

– Ну, ты же… а скажи-ка такую вещь, ты вот говорил, что ночью поломали, а на другой день всё в полном ажуре? Не давишь на жалость, а на самом деле так и было? – спрашивает Вячеслав.

– Да, я же говорил. Сам поверить не могу – всю руку исщипал, чтобы проснуться. А оказывается, это явь. Ну, так как, поможете мне до Шуи доехать и там документы забрать? Да и к Женьке надо бы заскочить, все-таки очевидец тех событий. Расскажет, что да как, – я поворачиваюсь к Федору.

Как буксир тянет огромный корабль, так и меня тянет в «маленький городок». Даже передергивает от накатываемых чувств ностальгии.

Федор задумчиво чешет нос:

– Парень, тебе бы сейчас сидеть в нашем подвале и не вылезать до прихода Иваныча. Что-то не то творится, а ты куда-то рвешься. Всё равно твой адрес пробьют, а так – самому в зубы лезть… Нет, не дело это, да и Иваныч по головке не погладит, а если и погладит, то против шерсти.

Я поднимаюсь на ноги, прохожу взад-вперед, думая как быть дальше. Ребята украдкой наблюдают за моими перемещениями. Возвращаться от окна труднее, чем подходить к нему – в той стороне Шуя. Словно иду по грудь в воде…

– А что со мной не так? То, что я быстро оправился? Ну, может, защитные функции включились, я и раньше быстро выздоравливал. Услышал ваши голоса? Так от шока, наверное. Пока до вас добрался, я столько всего перенес, что поневоле обострились ощущения. Я же правильно понял, что оборотни целенаправленно охотятся на меня?

Парни дружно кивают в ответ.

– У меня тётка в Юже осталась, единственное родное существо на планете. Ребята, может, съездим до Шуи? Заберем документы, чтобы они не узнали моего старого адреса, а?

Действительно, в паспорте остается прежняя прописка, по которой оборотни, перекинувшиеся днем в людей, могут найти тётю Машу. Старовата она для подобных приключений… да и мне надо в Шую.

Не надо!

Надо!

Нет!

Да!

Я не знаю, как ещё ребят уговорить.

– А, может, и в самом деле рванем? Пока на улице солнце, вертушки не будут перекидываться. Мы их и в человеческом обличии поборем, так что можно рискнуть. Смотаемся туда и обратно, а Иванычу не скажем. Слышь, так это, мы сами можем забрать документы. Напиши записку парням из комнаты, они отдадут что нужно, – предложил Вячеслав.

– В каком обличье вы их поборете?

– То есть перевертни будут в человеческом обличье, – почему-то смущается Вячеслав.

Ой, ребята, что-то вы темните! Если бы так сильно не тянуло в Шую, то попытался бы вытащить больше информации, а то в разговоре прокол за проколом. Всё шито белыми нитками.

– У нас карантин, многие разъехались, как и соседи. В общагу вахтеры не пустят, они раньше надзирателями в детдоме работали, так теперь мимо них лишь муравьи и могут проползти. Нет, парни, пока сидел в подвале, успел и об этом поразмыслить – лишь я и смогу забрать документы. Да мы быстро, по-суворовски, налетим, похватаем и обратно.

– То есть придем, увидим, наследим? – уголками губ улыбается Вячеслав. – А давай прокатимся! Чем черт не шутит, авось и пронесет! Ты точно уверен, что хочешь лезть обратно в задницу, из которой с таким трудом выкарабкался?

Конечно же – не хочу!!! До трясущихся поджилок, до дрожащих коленей, до обмирания внутри. Больше всего мечтаю оказаться как можно дальше отсюда! И в то же время тянет каким-то чудовищным магнитом.

– Уверен! Поехали! В паспорте есть адрес тетки, если её найдут – я же себе этого никогда не прощу! Ребят, мы быстро, – я старательно растягиваю губы в ответ.

Уползай, малыш, уползай!

– Ага, так пронесет, что потом замучаешься отмываться, – ворчит Федор. – Не дело это, Вячеслав Михайлович! Давай лучше Иваныча дождемся, а он уж скажет, как дальше быть.

– Не бзди, Федор Владимирович! – Вячеслав так хлопает Федора по плечу, что тот едва не слетает с табурета, а в серванте звякают чашки. – Мы быстренько смотаемся! А ты покемарь пока. Устал, наверное?

– Эх, рискованное дело затеваете, ну да ладно, если что – поехали в магазин. Хлеба купите по дороге, – Федор машет на нас рукой, мол, делайте, что хотите.

– Вот и ладушки! Мы на твоем драндулете прокатимся? – спрашивает Вячеслав у бредущего к постели Федора.

– Будешь так называть – на своем ногоходе почешешь. Берите, я как раз позавчера полный бак залил. Вернетесь – не будите, соберетесь пить – толкните. Не кантовать и при пожаре выносить первым! – после подробных указаний Федор поворачивается к нам спиной и с головой укрывается одеялом.

Я смотрю на самого невозмутимого человека в мире – чуть не убился, миновал пасти оборотней и спокойно улегся спать. Мне бы так, а то я сделал то же самое, но внутри дребезжит от ужаса, мурашки носятся по спине, как стадо диких мустангов по прерии… И тянет в Шую необыкновенно, так ребёнок тащит за поводок упирающегося щенка. Когда четыре лапы расставляются в разные стороны, но неумолимый ремешок оказывается сильнее и прет по земле полузадушенное животное.

– Пошли, пока он добрый, – Вячеслав направляется к выходу.

В сенях для меня находится дырявый свитер, старый плащ и стоптанные кирзачи. Пока я облачаюсь в эти «хипстерские» вещи, Вячеслав накидывает дутую куртку, кроссовки, пальцы втискивает в обрезанные перчатки – этакий фирмач на моем убогом фоне. Принц и нищий, но выбирать не приходится.