Алексей Калинин - Война кланов. Охотник 1 [litres самиздат]

– Да, Юленька, мне пора, но мы ещё встретимся! Держи хвост пистолетом! – я улыбаюсь и бегу к мотоциклу.

– Саша, не пропадай больше! – кричит мне вслед Юля.

Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть лучезарную улыбку. Внутри набухает огромный теплый шар нежности, проблемы отодвигаются на задний план. Уходит неприятное ощущение страха перед неизвестностью. Улыбка… Да за нее я готов сражаться с кем угодно, а не только с ревнивым следователем. Палая листва шуршит под ногами, ещё два листка пролетают мимо лица.

Я с виноватой улыбкой подбегаю к мотоциклу.

– Наворковались? – ухмыляется Вячеслав и протягивает сброшенный шлем.

– Есть немного. Юля сказала, что менты взяли моего друга прямо в техникуме… – я не успеваю договорить, как Вячеслав начинает разворачивать мотоцикл назад.

– Стой! Куда ты? – я хватаюсь за металлический руль.

– Ты в детстве часто бился головой? – глядя на мою руку, интересуется Вячеслав. Когда же я помотал головой, он продолжил. – А мне кажется, что это являлось единственным твоим развлечением, вместо игрушек. Неужели ты не понимаешь, что они тебя тоже ищут? А в общаге наиболее удобное место для засады. Если тебя закроют, то как мне перед Иванычем отчитываться?

– Так я же ничего не делал!

– Какой же ты наивный! Тюрьмы полны теми, кто ничего не делал. Ты будто вчера из мамки вылез и не знаешь такой банальщины.

– Слава, я не за документами. Вернее за ними, но не только. Там ещё осталась одна вещь от отца, не хочу, чтобы она попала. Ты можешь ехать, а я все равно пойду!

– Дурррак! Тебе это нужно?

– Нужно, я тебя не заставляю, – я хочу, чтобы он меня отговорил, чтобы мы уехали прочь из города, но Вячеслав неожиданно сдается.

– Ой, дурак! Ну, поехали! Как же тебя одного оставишь, непутевого?

Вячеслав крутит ручку газа, и мотоцикл оглушительно ревет, полностью выражая настроение хозяина. Я усаживаюсь на теплое сиденье и машу рукой Юле. Она отвечает тем же, провожает черными стеклами очков, пока мы не скрываемся за поворотом.

Перед внутренним взором светилось милое лицо, я погружался в бездонные карие глаза. Таял от нежности, тело раздирало от чувств и эмоций. Губы сами собой шептали её имя, благо в свисте ветра и реве мотора не слышно звуков…

Глаза вычленяют из окружающей обстановки помятую ограду у светофора, сверкают стекляшки разбитой фары. Мозг моментально вспыхивает воспоминаниями прошлой ночи, они вытесняют Юлин образ. Расслабляться рано, где-то рядом бродят опасные зверолюди, для которых жизнь человека ничего не стоит.

Мотоцикл тем временем заворачивает на Вихрева и через полминуты замолкает у обветшалого серого здания. Трехэтажная общага отдыхает в тени старых развесистых лип. Каждое лето деревья наполняют комнаты медовым запахом цветения, и от него снятся такие чудесные сны… Сейчас же липы красуются в багряно-желтом оформлении и, как опытная стриптизерша скидывает одежду, ветви понемногу сбрасывают листву.

– Ну, давай, рисковый, мчи за вещами! – Вячеслав с хрустом потягивается на сидении.

– Сейчас, я быстро! Одна нога здесь, другая пока тоже здесь, – я делаю вид, что пошутил.

Вячеслав делает вид, что улыбнулся.

Синяя дверь со знакомым скрипом открывается, и обширный холл приветствует въевшимся запахом хлорки, иронично улыбается с пьедестала бюст Ленина. Справа, с неприступным видом, восседает наша «ночная фея» Зинаида Павловна. Грозная и строгая, она не давала молодежи шуметь по ночам – не единожды приезжал наряд на веселые крики сверху. После пары-тройки ночевок в КПЗ студенты немного приутихли. Любви старушка не требовала, но порядок блюла скрупулезно.

– Здравствуйте, Зинаида Павловна! Вы как всегда прекрасно выглядите! Можно ключик от комнаты? – я стараюсь обворожительно улыбнуться.

– Постой, тут тебя второй день ждут! – отвечает вахтерша, глядя за мою спину.

Я резко оборачиваюсь и вижу подходящих милиционеров. Во главе троицы идет насупленный следователь.

С детства нас пугали милицией: «Не кричи, иначе придет милиционер и заберет тебя с собой!», «Не шали, или дядя милиционер тебя накажет!». Так постепенно прививался образ карающего и жестокого человека, который придет и накажет. В любое время и в любом месте. Дневная серая Бабайка.

Если с милицией не сталкиваться напрямую, лоб в лоб, то такой образ проходит после вступления в ту пору, когда сам черт не брат. Но где-то в глубине закоулков мозга страх остается на всю жизнь, и, как от прокаженного, невольно отводишь взгляд от фигуры в мундире, когда он проходит рядом.

Замечено, что если в детсад или школу заходит человек в форме, то вечно кричащие дети притихают и обходят его стороной, гадают – за кем из шалунов пришли. Дети милиционеров понимают, что это обычные люди, работа которых состоит в том, чтобы очищать общество от грязи. По крайней мере, так поставлена задача, для остальных же милиция – суровая рука закона.

Три подобные «руки» приближаются ко мне. Крепкие «руки», мускулистые. Милиционеры, в куртках из свиной кожи, которые слабо поскрипывают при движении, внимательно осматривают меня. Следователь, презрительно скалится, на правом глазу застыла черной нашлепкой «кутузовская» повязка.

Да нет, не может быть! И снова волна ярости накрывает меня, захлестывает мгновенным помутнением.

Убить! Уничтожить!

Я резко выдыхаю, сбрасывая охватившее напряжение. В груди начинает возиться морозец, от его ледяных прикосновений застывают печень, легкие, селезенка. В зеркальной стене, за спиной вахтерши, отражаются три неспешных машины возмездия и наказания. Один из милиционеров скрестил руки у двери, а по окнам первого этажа традиционно вживлялись кованые решетки. Отступать некуда…

Уползай, малыш.

– Она всё-таки вызвала тебя, – улыбается Голубев.

– Простите, что?

– Да я так, о своём, не обращай внимания, – отвечает следователь.

Стальной взор скользит по одежде, по лицу, я ощущаю себя как под рентгеном. Возникло чувство, что следователь осмотрел каждую кость, прикинул на вес печень, понаблюдал за сокращениями сердца. Даже оценил качество мяса в тех щах, что я ел у ребят.

– Что ты натворил? – шипит в спину Зинаида Павловна.

– Да! Хороший вопрос – что же я натворил? – задаю тот же вопрос.

Отступать некуда, так хоть постараться сохранить достоинство. Милиционеры переглядываются, предвкушение игры отражается на угрюмых лицах. Как же порой власть дурманит разум…

– Ничего такого серьезного, но вам нужно проехать с нами для дачи показаний. Вы неожиданно покинули больницу, вот мы и подумали подождать здесь. Надеюсь, у вас найдется время для ответов на вопросы? – Голубев сама вежливость, хотя кривая улыбка (скорее оскал) выдает с головой.