Алексей Калинин - Война кланов. Охотник 1 [litres самиздат]

– Ну не хочешь – не говори, но редко кто из привезенных Голубевым в нормальное место попадал. А уж на волю и вовсе никто не возвращался, – дежурный явно обиделся на меня.

– Недавно в Шуе схлестнулись с местной гопотой. Четверых из них кто-то положил, пока в отключке валялся. Вот и приняли, а я ни сном, ни духом. Да и друга тоже взяли, хотя врачи хором заявляют, что напали собаки.

Я-то успел понять, что это за собаки, оставалось узнать – почему уничтожалась вся наша «компания»? За что умерли те ребята из банды Жилы? Жив ли ещё Евгений? Но у кого спросить? Иваныч знает наверняка, но где он сейчас?

– Ну да, слышал-слышал, знатный махач сотворили, а теперь невинного из себя строишь. Не боись, у нас тут много невиновных сидит, – хохочет дежурный. – Но редко кто из пассажиров соскакивает с поезда.

– Понятно.

– Не бзди, может и образуется.

– Как долго у вас тут держат?

– Кого как. Бывает, что выпускают через неделю. Случается, что суд выносит приговор, а бродяга отсидел у нас даже больше положенного срока.

Неприятно оказаться в подобной ситуации. Сидишь и ждешь. Наблюдаешь, как день за днем проходит жизнь, а какие-то бюрократы думают, что с тобой делать. Им ведь абсолютно безразлично, что за человек скрывается под картонным листом с надписью «Дело №…».

Вдалеке раздаются шаги, дежурный тут же смолкает.

– Открывай, Серега! Начальник пришел! – за решетчатой дверью показывается красное лицо пожилого человека.

Писк замка и в небольшое помещение вплывает «начальник»: хорошо за сорок, раздался на сидячей работе, круглая голова и рыбьи глаза навыкате, невысокий, пухленький, довольно медлителен в движениях и заторможен в речи. За ним входит следователь. Две противоположности одной системы, по фигурам схожи как Дон Кихот и Санчо Панса.

– Васильич, вот этот ухарь и натворил кучу проблем.

– Да-а, глядя на тебя можно сказать, что и доставили его с великим трудом, – «начальник» оглядывается на бледное лицо следователя.

Действительно, сержанту хорошо переделали шокер, судороги до сих пор навещают суховатое тело следователя. Скуластое лицо хмурится.

– Мутит с утра, скорее всего отравился чем-то, – отвечает Голубев.

– А с глазом что? Соринка бревнышком залетела? – кривая ухмылка касается потрескавшихся губ.

– Ага, расчесал ногтями на ноге. Хочешь, и тебе почешу? – вспыхнувший следователь тут же одергивает себя. – Шучу-шучу, воспаление какое-то.

– Ладно, поправляйся тогда. Пассажира я определю куда нужно, но ты не затягивай с делом, а то у нас проверка скоро намечается, – Васильевич пожимает руку Голубеву и кивает дежурному. – Документы забери, а то завалятся куда ещё. А завтра с утреца отдашь мне.

– Его бы на пару дней под крепкий схрон, чтобы и воздух только после проверки проходил! – говорит следователь.

Начальник отмахивается, мол, и без тебя знаю. Следователь обжигает меня взглядом, не сулившим ничего хорошего, недобро усмехается, и дверь выпускает его сухощавую фигуру.

– Ну что, пассажир, пошли знакомиться! Михеев! – «начальник» бросает в открытую дверь, и откуда выныривает двухметровый амбал. – Давай этого красавца ко мне в кабинет, а я пока выйду на пару минут. Серега! Не спи!

– Не сплю, Сергей Васильевич! Бдю! – дежурный вытягивается в струнку, если такое возможно сидя на стуле и снова нажимаетна кнопку открытия двери.

Начальник выходит вслед за Голубевым.

– Вперед! – рявкает Михеев, и железная хватка стискивает локоть.

Да-а, здравствуй мир незнакомый и пугающий.

Мы выходим с другой стороны КПП под музыкальное сопровождение электронного замка. Слева и справа до серого здания протягивается проволочный коридор с острыми шипами по потолку. По этому проспекту я и иду, напутствуемый окриками немногословного надзирателя. Судя по звездочкам – он дослужился до лейтенанта, а судя по лицу – можно сказать, что сотрудники зоопарка явно утаили побег одной из горилл.

Лицо не обезображенное интеллектом, с надбровными дугами, нависающими утесами над запавшими глазками, прямо-таки лучится добротой и пониманием. Сейчас это лицо кажется застывшей маской маньяка из фильма ужасов. Узкие губы и выделяющиеся скулы добавляют необходимые штрихи к общему портрету.

– Иди, не оглядывайся! – всего три подобных команды я слышу за наш недолгий путь.

Очень содержательная беседа, зато нашлось время подумать и взвесить сложившуюся ситуацию. Проанализировал, поразмыслил и понял, что все хреново. Однако я жив, хотя и побит, и это не может не радовать. Как в анекдоте про падающего с сотого этажа человека, что пролетал мимо пятидесятого и подумал: «Пока всё идет хорошо».

Войдя в здание, мы ожидаем, пока откроет решетку очередной дежурный и проходим в левую дверь. За ней убегает вверх серенькая лестница, ступени провожают скрипом песка на второй этаж.

– Стой! – мы останавливаемся перед коричневой дверью с золотистой табличкой «Бологов Сергей Васильевич. Директор следственного изолятора». – Лицом к стене!

Около десяти минут я обозреваю поверхность стены, изучаю трещинки и выемки, потом появляется начальник. Он идет, о чем-то задумавшись, а увидев нас, даже оторопел на миг:

– Вы чего здесь? Ах да, совсем этот следак мне голову забил. Михеев, не нужно его ко мне. Пусти по процедуре и в 47-ю. Ох, и устал я с вами. Все, до завтра.

Директор щелкает ключом в скважине и скрывается за дверью с табличкой.

– Вперед! – красноречивый и обаятельный Михеев провожает на выход.

Дальше мы спускаемся на первый этаж, и начинается «пускание по процедуре».

Однотонные коридоры ловят каждый шаг, за железными дверями слышатся шорохи и обрывки слов. Решетчатые преграждения со скучающими надзирателями за ними. Мы подходим, нам открывают. Все молча, лишь подаются команды при приближении к дверям. Серо, кафельно, убого.

«Стой, лицом к стене, вперед!» – похоже, что на этом лексикон Михеева заканчивался.

Наконец мы достигаем серой двери и, после нескольких минут ожидания, с подошедшим охранником входим внутрь. В центре уныло доживает свой век длинный широкий стол, по бокам возвышаются деревянные стеллажи с подписанными коробками и обмотанными бечевкой вещами.

– Куда?

– В 47-ю.

– Да ладно?

– Приказ!

– Насколько?

– Пока не выпустят.

Охранник, чем-то похожий на Михеева, обыскивает меня с головы до ног, записывает данные.

– Валите, – бурчит охранник, разглядывая отцовский медальон.

– От отца осталось, не забирайте, пожалуйста, – я протягиваю руку, пропадет ещё, и потом ищи-свищи.

– Не положено!

– Да это же обычный медальон, он у меня вместо крестика.

– Сказано же – не положено. У нас тут вера одна, и символов, кроме наколок, не должно быть никаких. Если захочешь, то эту игрушку потом на груди наколют, – неторопливо объясняет охранник, сжимая медальон в руке.