Виктория Авеярд - Шторм войны [litres]

Они не отрицают – или просто не хотят подтверждать слова Эванжелины. Айрис пробует другую тактику. Она подается навстречу принцессе Самос, и на лице у нее – непринужденная светская улыбка.

– То же самое вправе предположить и я, Эванжелина. Разве Тиберий Калор – не орудие Разломов?

Мэйвен жестом велит ей сесть обратно. Он переводит взгляд с Кэла на Фарли. Она здесь – слабое звено, ну или он так считает. «Удачи».

– Нет, не Кэл, – мурлычет он. – Красные. Монфорские дворняжки. Я знаю, что Воло и другие Серебряные открыто возражают. Они готовы терпеть Красных лишь настолько, насколько это необходимо. Так ведь, Анабель?

Она просто отворачивается, отказываясь даже смотреть на него. Несмотря на притворное равнодушие, улыбка Мэйвена слегка меркнет.

На сей раз Фарли не глотает наживку. Она сохраняет спокойствие, а Дэвидсон медленно хлопает в ладоши и слегка кланяется мнимому королю.

– Я аплодирую вам, Мэйвен, – говорит он. Бесстрастное спокойствие премьера – приятное разнообразие после такого количества желчи. – Признаю, не ожидал подобной ловкости в столь юном возрасте. Но, полагаю, так вас воспитывала мать? – добавляет он, взглянув на меня.

Это приводит Мэйвена в исключительное бешенство. Он понимает: я поделилась всем, чем могла. Рассказала про то, что сотворила Элара.

– Да, он – дело ее рук, – бормочу я. Словно поворачивая нож в ране. – Уже неважно, каким он мог стать. Этого человека больше нет.

– И он не вернется.

Голос Кэла мягок. Но он наносит последний удар.

Если бы не Камень, Мэйвен бы вспыхнул. Он бьет кулаком по подлокотнику; его костяшки белы, как кость.

– Этот разговор не имеет смысла, – огрызается он. – Если вы не желаете обсуждать условия, убирайтесь. Укрепляйте город, хороните мертвецов и готовьтесь к настоящей войне.

Его брат ничуть не смущен. Бояться больше нечего. С Кэлом произошла трагическая перемена, и он возвращается к роли, которая удается ему лучше всего. Воин. Генерал. Человек, имеющий дело с противником, которого можно победить. Не с братом, которого он надеется спасти. Между ними не осталось кровных уз. Только та кровь, которую он пролил из-за Мэйвена.

– Настоящая война – здесь, – отвечает Кэл – очень спокойно, особенно по сравнению с внезапной вспышкой брата. – Шторм начался, признаешь ты это или нет.

Я пытаюсь сделать то же, что и Кэл. Отпустить прошлое. Фальшивая личина доброго, покинутого родителями мальчика уже давно пропала. Не осталось даже призрака. Есть только человек, который сейчас сидит передо мной, полный ненависти, одержимости и извращенной любви. «Надо это пережить», – приказываю я себе. Мэйвен – чудовище. Он заклеймил меня, взял в плен, пытал самым страшным образом. Чтобы держать на поводке, чтобы питать мною пустоту у себя в голове. Но, сколько бы я ни старалась, я все равно вижу в нем свое отражение. Несомое ветром, неспособное освободиться, отречься от того, что уже сделано и что продолжает происходить.

Этот мир – шторм, который я помогла создать. Мы все помогли, так или иначе. Действиями, которые невозможно было предсказать, путями, по которым мы изначально не собирались идти. Джон всё знал. Интересно, в какую секунду задвигались шестеренки. Чей выбор стал окончательной причиной. Это случилось, когда Элара заглянула ко мне в голову, ища возможности поразить Алую гвардию? Или когда я свалилась на арену во время Выбора королевы? Или когда Кэл схватил меня – Красную воровку – за руку? Или когда у Килорна умер хозяин, и его судьба оказалась предрешена – перед ним замаячил призыв? Может быть, эта история вообще началась не с нас. Может быть, она началась с матери и сестры Фарли, которых утопил Озерный король – их смерть заставила ее отца, полковника, приняться за дело. Или она началась с Дэвидсона, который избежал гибели на фронте, прибыл в Монфор и создал новое будущее. Может быть, корни уходят еще глубже – на сто лет, на тысячу. Может быть, причина в ком-то, избранном или проклятом неведомыми богами. Обреченном и благословленном стать орудием перемен.

Надеюсь, что никогда не узнаю ответа.

Молчаливый камень действует мне на нервы, все тело зудит от постоянного давления. Трудно не обращать на него внимания, даже несмотря на долгие годы тренировок. Я подавляю жгучее желание впиться ногтями себе в руку, лишь бы испытать иной род боли вместо этой мерзкой удушливой тяжести. Интересно, где спрятаны Камни. Под настилом? Под креслами? Судя по тому, что я буквально задыхаюсь, они совсем близко.

Остальных, кажется, ничуть не смущает неестественное ощущение вывернутой наизнанку души. Даже Мэру, несмотря на пережитое. Голову она держит высоко, сидит спокойно. Никаких признаков дискомфорта или боли. Значит, и я должна скрывать свои чувства не хуже, чем она. Бр-р.

Губы Бракена кривятся от омерзения – Молчаливый камень так же неприятен ему, как и всем прочим. Возможно, это сделает его сговорчивее. Да, он ненавидит Монфор, и не без причины. Но, пожалуй, еще больше Бракен не любит проигрывать. И если бахвальство Кэла достигнет цели, Пьемонт уж точно утратит веру в Мэйвена.

Мэйвен бросает гневный взгляд на Кэла, словно может каким-то образом сравняться со своим воинственным братом. Сочувствие, на которое он рассчитывал, пропало без следа – Кэл держится непоколебимо и сидит неподвижно.

– Вот мои условия, Мэйвен, – говорит он, даже величественней, чем его отец. – Сдайся – и живи.

Мэйвен заслуживает разве что пулю в лоб или нож в живот. Он опасен, и оставить его в живых было бы огромной ошибкой.

Он отвечает утробным голосом, исходящим откуда-то из недр души:

– Убирайся с моего острова.

Никто не удивлен. Птолемус негромко переводит дух. Пальцы у моего брата вздрагивают – они сами тянутся к ножам, висящим на груди. По крайней мере, Стражи не додумались – или не озаботились – нас обезоружить. Они, очевидно, считают, что без своей способности магнетроны бессильны. Наивные. Птолемус всадил бы этот нож Мэйвену в живот, если бы обстоятельства позволяли.

Мой нареченный подается вперед и медленно встает.

– Очень хорошо, – с досадой отвечает он. – Ты вспомнишь этот день, Мэйвен, когда останешься один, всеми покинутый, и некого будет винить, кроме самого себя.

У Мэйвена нет другого ответа, кроме короткого смешка. Он хорошо притворяется, полагаясь на тщательно сотканный образ гонимого юноши, облеченного величием. Младший сын, который никогда не претендовал на корону. Но здесь притворство бесполезно. Все мы знаем, кто он такой.

Королева Сенра, продолжая сидеть, поворачивается к нему.

– Что вы предлагаете, ваше величество?

Он слишком занят Кэлом и Мэрой, чтобы хотя бы услышать ее слова. Айрис слегка подталкивает его.