Алексей Кондратенко - Катрина: Реквием ангела, исповедь демона

И каждый раз Зан высматривал Катрину.

И каждый раз не находил её среди них.

Он скользил в толпе черных призраков, понапрасну выискивая лицо дочери. Он знал, почему её ещё нет. Почему гости из далеких земель уже устроились на удобных диванах гостеприимного дома Виктора, а его Катрина, более месяца живущая в этом запущенном городишке, до сих пор не приехала.

Она с этим Марком! Мысль о том, что Катрина позволила жалкому никчемному фотографу обладать собой, воспламеняла в самых темных глубинах души лорда-маршала Вэллката ярость и ненависть.

Вокруг кто-то проходил, что-то приветственно говорил, о чем-то спрашивал, но Зан целиком потонул в пламени гнева и не замечал их. Он начинал осознавать, что и сам совершил ужасную ошибку: Марка нужно было убить ещё той ноябрьской ночью, когда Катрина умоляла оставить ему жизнь. Прямо у неё на глазах. Размозжить его череп, чтобы стереть с его лица омерзительную маску страха. Чтобы обломки костей повернулись внутрь, обнажив смрадную субстанцию его мозгов, и Катрина поняла, глядя на мокнущую под дождем проваленную голову, что ничего привлекательного в этой твари нет. Чтобы поняла, что это просто труп, кончина которого лишь вопрос времени. Следовало так и поступить! Не сыскать теперь Зану собственного прощения!

Зан заметил блеск в простирающейся за окном зимней ночи и узнал приближающиеся машины. Большие круглые фары выхватили шквалистые порывы снега. Сквозь начинающуюся метель к поместью царственно двигались старинные автомобили. Два одинаковых роскошных Isotta Fraschini 8А, работы ателье «Хиббард и Даррин» 1930 года. Сделанных на заказ специально для этого владельца. Подобные машины занимали в свое время почетные места в гаражах королей Италии и Румынии, на Isotta Fraschini ездил Муссолини и даже Римский папа Пий XI.

Косые стены гонимого ветром снега отражались в черных лаковых корпусах и мягко прилипали к бежевой матерчатой крыше. Обе машины обогнули статую женщины, простирающей руки к небу. Остановились у занесенных снегом ступеней к дому.

Щелкнув, открылась дверца водителя.

Зан подошел ближе к окну. Он знал, кто, наконец, приехал. Этот гость любил появляться последним. И к нему у Зана имелся неотложный разговор.

Шофер в строгой форменной одежде, кителе и фуражке с высокой кокардой почтительно открыл дверцу для своего хозяина.

Рука хозяина в черной перчатке из тонкой кожи легла на металлическую ручку дверцы. Мужчина в кожаном двубортном тренчкоте с рядами металлических пуговиц и поднятым вверх воротником, спустился со ступени автомобиля на мерзлый тротуар. Вдохнул холодный воздух, стегающий мокрыми снежинками по лицу, и покровительственно оглядел особняк Виктора Вормана.

Взгляд его хрустальных глаз с выпуклыми веками приобрел подобие одобрения, с каким хозяин обычно оценивает собственные владения.

Черные с редкой проседью волосы, гладко зачесанные назад до глянцевого блеска, были сбриты на висках, открывая суровое безбровое лицо и ровные острые уши без заметных изгибов.

Всё в его движениях свидетельствовало о небывалой силе. Он протянул руку в темноту автомобиля. За его черную перчатку взялась аккуратная белая ручка с поблескивающими длинными коготками. Такая же белая, как и снег вокруг.

Девушка в сверкающем золотом вечернем платье с кринолином вышла к своему черному господину. Это была Эмина, некогда возлюбленная павшего наемника Нобилиора. Лордоки отличались от людей потаенной дикостью и звероподобностью, но Эмина отличалась от людей пуще остальных и этим походила на своего черного спутника.

Их подданные из второй машины вышли сразу, как только их лорд-маршал и его дама двинулись к дому. Герольд поспешил в дом и объявил присутствующим:

— Лорд-маршал Понарин Люцербер!

Разговоры сиюминутно смолкли. Черный гость и Эмина в сопровождении дворецкого вошли в гостевой зал в почтительной тишине. Появление старейшего из ныне живущих бессмертных приковало к себе взгляды лордоков.

Вошедший Понари́н Люцербер, третий равноправный глава Триумвирата стражей, верховный судья Трибунала, обвел присутствующих быстрым взглядом хрустальных глаз и приветственно качнул головой. И подождал, пока остальные поклонятся в ответ. А затем представители кланов начали стягиваться к Понарину, пользуясь моментом встречи с уважаемым лордом-маршалом. Его негласно чтили почти как главу всех кланов. За это же боялись и ненавидели.

Морбий тут же стремительно направился к Понарину, оставив общество Инги и Филиции. Он даже небрежно оттеснил Валентина Венгерского. Ему было о чем рассказать Понарину Люцерберу, и это не терпело отлагательств. Он ждал этого момента давно. Дело касалось информации, полученной от Инги, о поручении Зана, с которым немногим более месяца назад Катрина Вэллкат приехала в Калининград. Благодаря Инге Морбий знал подробности большой неудачи, которые Виктор и Зан попытались скрыть от подданных.

Но вдруг перед Морбием вальяжно возникла худая фигура Норберта, опередившего его.

— Мой лорд! — приклонил голову советник Виктора, обращаясь к Понарину Люцерберу. — Вижу, что вы с леди Сандерленд намеривались затеять разговор, но прошу меня простить. Дело очень важное и спешное.

Понарин бездвижно посмотрел на Норберта, и тот счел уместным продолжить:

— Вас просил лорд-маршал Вэллкат, — Норберт подступил на шаг ближе и тихо прошептал: — У него к вам приватный разговор о делах стражей.

Астрид Сандерленд заметила Морбия, который замер, с негодованием уставившись на спину Норберта.

— Я вижу, что до открытия поминального бала остаются считанные минуты, — возразил Люцербер Норберту. — Не может ли лорд-маршал Вэллкат подождать, пока церемония закончится?

— Не имею понятия. Он сказал лишь, что это вопрос истины и лжи.

Понарин обвел взглядом остальных, потом взглянул на Норберта и коротко кивнул.

— Пойдемте со мной, — учтиво пригласил Норберт.

Они направились из зала через весь первый этаж в укромную тесно обставленную комнату, которую Виктор называл своим вторым кабинетом. Внутри смыкались стеллажи с документами и записями, касающимися лишь тех дел Вормана, что были связаны с людьми. По меркам лордоков, дел маловажных. Здесь, в темноте вдали от посторонних ушей их дожидался Зан.

Мучитель Паннонский восседал в углу, в кресле возле окна, когда Норберт привел старейшего из лордоков.

— Приветствую, тебя, Понарин! — проговорил Зан из тени. — Благодарю, Норберт. На этом можешь идти.

Советник Виктора откланялся и закрыл за собой дверь.

Люцербер стоял посреди комнаты, ничего не говорил и ждал, когда начнет Зан.

— Уж не мне тебе объяснять, Понарин, как Дариус Морбий млеет от собственной безупречности и ожидает найти в каждом из нас изъян, — заговорил Зан. — Прежде чем он изложит свой пересказ правды, я хочу, чтобы ты услышал истину.