Артем Тихомиров - Свиньи во тьме

Правда в том, что я не знаю, когда смогу вернуться. И смогу ли вообще.

От этой мысли у меня щемило в груди. Не из страха за себя. Из боязни не выполнить обещания…

Мы ехали до утра без остановки, затем устроили привал на три часа. Передохнув, умывшись в речушке неподалеку, мы продолжили путь при свете дня. Подгоняли лошадей как только могли. И так до вечера. Дважды нас останавливали вооруженные до зубов патрули. Узнав, кто мы такие и увидев королевскую грамоту, солдаты преисполнялись восхищения, жали нам руки, поздравляли, желали удачи. Слава, как всегда, бежала впереди нас.

Снова вечер. Я объявил привал до самого утра. Дорога нас вымотала. Не было больше смеха и разговоров. Чем ближе мы находились к нашим позициям, тем тяжелее были мысли. Каждый готовился к предстоящему в меру своих возможностей. Я наблюдал за Пышехвостом. Он погрузился в себя. Радость от таинственного договора с королем еще тлела в нем, но кот не мог не думать о будущем. Я понятия не имел, куда определит его Черный Свин. В самую гущу схватки он не пойдет, это очевидно. Учитывая его магические способности, Пышехвоста приставят к корпусу чародеев. Возможно, он как раз и обдумывал эту мысль.

Что касалось Мормышки, то он не подавал признаков смятения. Он был в нормальном расположении духа. То есть, такой же отстраненный, как всегда. Полученные недавно раны уже успели зажить – не без помощи чародеев-лекарей и старого запаса лекарств от Экологического Сопротивления, – а большего, казалось, крысу и не нужно было. Вероятно, Мормышку оставят в тылу. Во время большого сражения его навыки ищейки не пригодятся.

Утром, ни свет ни заря, я поднял взвод и велел начистить рыла, чтобы трогаться в путь. Мы ехали мимо деревушек и городков, притихших в предчувствии грозы. Многие дома были пусты, сады запущены. Кое-где отмечались следы разорения. К линии фронта разрушенных и сожженных ферм становилось больше. В конце концов, мы въехали в зону, представлявшую собой полосу выжженной земли. Тут зубастые порезвились от души. До прихода наших войск повсюду на этих пологих холмах стояли временные лагеря разбойничающих банд.

Следы стычек были везде. Кучи почерневших скелетов там, где трупы сваливали вместе и сжигали. Изломанное оружие, торчащие из земли древки знамен и копий. Волчьи черепа, скалящиеся с уцелевших изгородей. Всех зубастых, которых союзники ловили здесь, постигла заслуженная кара. Их прибивали гвоздями к деревьям, отрубами головы и конечности. Заставляли поедать своих. В сыром виде или вареном. Ничего иного эти ублюдки не заслуживали.

Свины выражали свое одобрение крепкими словечками и злобным хрюканьем. Мы все могли бы присоединиться к карательным отрядам.

Когда вдали показались костры, нас встретил конный разъезд с королевскими вымпелами на копьях. Наконец-то, мы на месте. Я вздохнул с облегчением, чувствуя одновременно, как в крови начинает тлеть всесокрушающая свинская ярость. Мне казалось, что с юга, от Козьего Шарика идет сюда запах зубастых.

Всадники, патрулирующие тылы, проводили нас в огромный лагерь, разбитый на равнине. Он вмещал тридцать тысяч солдат. Такой силы в Баранхейме мне еще видеть не доводилось.

Нам сказали, что битва вот-вот начнется. Десять минут назад объявили предварительную готовность. Повсюду нарастал грохот, похожий на слитный бой сотен больших литавров. Земля дрожала, копыта лошадей выбивали мощную дробь. Хрипло ревели горны. Лязгала сталь.

Мы прибыли в расположение нашего батальона. То, что творилось вокруг нас, не поддается описанию. Это не хаос, но одновременное передвижение таких масс воинов создает жуткое впечатление…

Нас встретил капитан Цепень, уже одетый для битвы. Латы, шлем, меч и щит. Вид у него был монструозный.

Поздравив наш взвод с возвращением и еще одной удачной операцией, капитан велел Мокрому отвести нас к Черному Свину. Тот сам решит, куда нас поставить. Я заметил у свинов на рылах почти умоляющее выражение. Им не хотелось оставаться в стороне. Лейтенант заверил, что никому в тылу не отсидеться. Пусть, мол, никто не рассчитывает. Любит он иной раз попользоваться своим могильным чувством юмора.

Черный Свин был в своей палатке. Храп и Полено помогали ему облачаться в железо. Мне показалось, что с нашей последней встречи бригадир стал еще больше. Настоящий титан.

Я доложил обо всем, чтобы произошло в дороге. В двух словах.

– Что ж, отлично! – прогрохотал Свин. – Я рад, что ты и твои парни снова в общем строю. Работы на сегодня больше, чем достаточно, сержант. Рубиться будет до вечера, а может быть, и до следующего утра. Сил у зубастых прибыло. И говорят, будет еще. А у нас… Вот эти тридцать тысяч мечей – все, что у нас есть. Больше половины всех войск на западе и севере Баранхейма. Командование отдало лучшие резервы с большим скрипом. Многие полки пришли сюда от самого Клевера Душистого. Тамошняя оборона теперь слаба. Если мы не измордуем их здесь, они ринутся туда. Тогда пиши пропало! Поэтому, сержант, нам надо победить. Жаль, тут не вся наша Бригада. Жаль. Мне надо было раньше подумать. Что ж, обойдемся батальоном. У нас самый ответственный участок. Центр. Мы наступаем по равнине, и свины на острие удара. Вот, брат, какое дело… И командует всеми нами сам Овценфогель. Видать, командование пригрело – никому больше они Шарик не доверили…

Я сглотнул комок слюны. Мои мечты – и тайные опасения – претворились в жизнь. Ратной работы теперь у нас в достатке.

Я сказал, что готов исполнить любой приказ, и поинтересовался насчет Пышехвоста и Мормышки.

– Крыс определяется во вспомогательные легкие отряды, которые будут оказывать поддержку флангам и охранять лагерь. Барс прикрепляется к чародеям. Ну а остальные… – Черный свин надел на себя рогатый шлем. Полено стал закреплять ремни. – Вооружайтесь и в строй. Время не ждет.

Я вышел из палатки и передал всем новости.

– Время поразмять косточки, – сказал Мокрый. – Перед долгим небытием.

Я наблюдал за птицами, кружащими высоко в небе, пока у меня не заболели глаза. В тишине было слышно, как похрапывают лошади и поскрипывают сапоги. На ветру знамена расправляли тяжелые складки. Мы молчали – стоящие плечом к плечу тяжеловооруженные копейщики. В руках у нас были длинные копья и прямоугольные щиты, на поясах мечи или топоры. Батальон, который возглавлял Цепень, стоящий на острие клина, занимал центральную позицию в массиве пехотной фаланги. С боков, разделившись поровну, заняли место рыцари, пять тысяч с каждого фланга. Артиллерия выстроилась позади, чтобы стрелять из-за наших голов. Овценфогель не хотел показывать противнику, сколько всего у нас пушек. Их было сто пятьдесят, разделенных на мобильные расчеты. Кто-то сказал, что орудия не врыли в землю специально. Пушки должны были перемещаться по открытому пространству, постоянно меняя угол поражения. О такой тактике я не слышал. Свины ворчали, что это глупость, и в бою все всегда решает пехтура. Может, они и правы. Помимо этого, у нас было пятьдесят тяжелых катапульт, рассредоточенных длинной цепью позади артиллерии. Они предназначались для забрасывания противника камнями и горшками с зажигательной смесью.