Екатерина Кинн - Самое Тихое Время Города

– У нас такое было, – повторил Василий, вставая. Рубашка прилипла к его могучим плечам. – Над Смородиной такой туман висел. Долго висел. Пока мать не проехала обходом по своим землям да по Пограничью нашему – так и висел, и всякая мразь из него лезла. На заставах сильная война шла. Пока мать заново клятвы земле не дала – не утихомирились.

– Неужто и нас так зацепило? – ахнула Кэт.

– Так вот и зацепило, – покачал головой Василий. – А ты чего хотела? Твоя Москва – Царский Город, и мы – Царский Город. Вот тут нам и досталось. И нечисть лезла, и враги неведомые, и туман серый. Отбились, однако, – довольно улыбнулся он и пригладил пышные усы.

Кэт вздохнула. Дома она не была очень давно, и когда-то еще будет… А хочется к маме. И к отцу. И к Молочной реке, и к морю Тридевятого царства…

На глаза невольно накатились слезы.

– Эй, брат! – крикнул Василий.

Индракумара вздрогнул, словно отходя ото сна. Обернулся. Посмотрел на свой маленький отряд – полтора десятка личной дружины Василия да десятка три его собственных соотечественников. Людей, еще осмеливавшихся жить в этих гиблых местах. Веривших в то, что Амаравати когда-то снова станет прекрасной и благословенной страной. Они встречали их в маленьких деревянных городках за частоколом, обороняющихся от нечисти и изгоев, в одиноких обиталищах отшельников, в хижинах нищих жителей болот. Весть об Индракумаре распространялась невероятным образом в этих глухих местах, и к их маленькому отряду все приходили и приходили люди. Возникали словно из ниоткуда – Амаравати просыпалась. Амаравати открывала глаза после многовекового смертного сна. Люди шли к Индракумаре. Смуглые, маленькие и гибкие, молчаливые и решительные. Пока они прорубались через этот проклятый лес, все эти восемнадцать дней они молча, спокойно и упорно переносили все тяготы пути, трудились и погибали. Индракумара оплакал каждого. Они пришли, потому что верили ему. Он не мог обмануть их доверия. Он не мог проиграть.

– Отдохнем немного, – сказал он. – И пойдем к храму.

Отдыхали они недолго, а шли долго, хотя храм был совсем рядом. Заросли только издали казались такими редкими. На деле это были упругие колючие кусты, крепко переплетенные толстыми лианами. Жесткие жилистые корни впивались в расщелины между камнями. Индракумара каким-то чутьем нашел то место, где к храму поднималась дорога. Василий с сестрой остались в маленьком лагере охранять все их пожитки и местных выносливых маленьких лошадок. Василий, не тратя времени, обернулся котом и пошел на разведку. Вернулся со змеей в пасти, снова обернулся человеком и сказал, что змей тут – видимо-невидимо. И Кэт занялась составлением репеллентного заклинания против змей.

По ночам в кустах шуршали и сверкали красными огоньками глазок крысы, не по-крысиному огромные, но подходить не осмеливались.

К вершине прорубились на третий день. И только тогда Индракумара приказал всем отдыхать и остался там один расчищать заваленный камнями, загаженный, замусоренный источник. Он трудился весь день, и даже ночью не спустился в лагерь, и не позволил никому быть при нем. А утром он пришел – весь грязный, усталый, но возбужденный, с горящими глазами. Он не мог есть, он торопился закончить дело. Схватил свой меч и позвал с собой Кэт, Василия и отшельника Бидаладасу, который первым присоединился к нему.

На вершину холма, к пустой каменной чаше у лап полуразрушенной статуи кота, они поднялись вчетвером – Кэт, Индракумара, Василий и Бидаладаса. Брат опять обернулся, и теперь рядом с белой каменной кошкой сидел огромный дымчатый котище и сверкал зелеными глазами. И гриб серого холодного и липкого тумана висел прямо над ними. Воздух студенисто дрожал от жары, в воздухе звенела мошкара. Дышать было тяжело, в ушах звенело. От болот полз ядовитый смрад, от которого болела голова и хотелось кашлять.

Индракумара медленно опустился на колени, положил руки на края каменной чаши. Взял свой меч, схватился за лезвие обеими руками, установил его в середине чаши.

– Я, Индракумара, сын Индры, потомок рода Бидалапутра, по праву царь и защитник этой земли, пришел объявить свою власть в этих краях.

Он с силой провел сжатыми руками по клинку, и струйка густой темной крови заструилась на дно чаши. Никто не шевелился. Время на какое-то мгновение остановилось. А потом красная струйка посветлела, стала шире, прозрачнее, и вот уже со дна чаши забил широкий, буйный холодный ключ, белой струей ударил вверх. Дымчатый кот кубарем скатился с пьедестала. Кэт взвизгнула, Индракумара упал на спину от неожиданности, мокрый с ног до головы, рассмеялся и расплакался. А вода, словно прорвав незримую плотину, рванулась вниз широким потоком. По старым ступеням, по каменной тропе, вниз, вниз, туда, где уже шумела где-то вблизи, прокладывая себе путь, река, прорывая ложа болот, снося мертвые деревья, расчищая забытое, заболоченное русло, подобное загноившейся ране. Сильный порыв прохладного ветра сорвал гриб тумана и унес его куда-то прочь вместе с мошкарой. В воздухе запахло грозой и цветами.

– Царь вернулся, – заплакал Бидаладаса.

– Я рад, – отвечаю я Брюсу. – Если в Царском Городе хорошо, так и Моему Городу будет хорошо. Все взаимосвязано.

– Правда ваша, друг мой. Еще мадеры?

– А давайте еще!

– А теперь уж вы рассказывайте. Про друзей ваших. Как у них сейчас?

– Да живут…

– Еще двое. – Джек, усталый, мокрый, в этом ярко освещенном светленьком кабинете казался темным и чужим.

– Где нашел? – вздохнула Эвриала. С этими двумя сегодняшний наплыв составлял сорок два человека.

– Этих? – глянул снизу вверх оборотень. – Этих подобрал возле «Римской». Там есть непростые места. Бродили в переулках, обалдевшие до полного изумления, так сказать. В старинном смысле слова. Ничего не помнят.

– Может, не наши клиенты? – затосковала Эвриала. – Простые наркоманы, обкурились?

– Может, – пожал плечами Джек. – Но я бы не надеялся.

– Ладно, – смиренно ответила горгона. – Константин разберется.

Снова запел звонок. Джек аж подскочил, а Эвриала выпустила клыки. Но вошла Анастасия.

– Видок у тебя, сестрица, – протянул Джек вместо приветствия.

– А ты бы встал да поздоровался, – отгрызнулась Анастасия. – Чаю. Горячего! А то загрызу всех! И сдохну.

Эвриала убрала клыки и нажала кнопку электрочайника.

– Пирожков хочешь? – кротко сказала она. – С печенью.

– С чьей? – осведомилась Анастасия.

– С вражеской, ессесссно, – нежно прошипела Эвриала.

– Тогда давай.

Пока чау и Анастасия давились слоеным остывшим печевом, не дожидаясь чая, Эвриала говорила по внутренней связи с кем-то из добровольных помощников.