Ольга Денисова - Одинокий путник

– Это ты, отче, раб божий, червяку уподобляешься, а мои боги от меня унижений не просят, я перед ними на коленях не ползаю, я им, как родителям, в пояс кланяюсь.

– Эй, погоди! – оборвал их тот, кто интересовался судьбой своей сестры, – так значит, родственников наших, умерших, тоже господь к себе призвал? Так, что ли? Нам радоваться, что ли, надо?

– Надо смиренно принимать от Бога все, что он нам дает: и жизнь, и смерть, – с достоинством ответил отец Варсофоний, – и отец Нифонт умер, души ваши спасая, а вы ему как за подвиг его отплатить хотите? На краду поганую положить, в адское пламя?

– Ты, отче, только о смерти да о мертвых печешься, – сказал колдун, и Лешек заметил, как смертельно бледнеет его лицо, – а я – о жизни и о живых. И я говорю – тело отца Нифонта должно сгореть на краде, дабы яд от него не расползался по земле и не тревожил живущих.

– Колдун верно говорит, – согласился старик, – мои деды так же делали во времена поветрий. Огонь и дым останавливают мор.

– Да отпустите же его! – взмолился Лешек, – что же вы делаете!

– Отпустите колдуна, – наконец, услышал его старик, – колдун нам не враг. А тело священника несите на краду…

Колдун зажал рану на плече, едва ему освободили руки, но Лешек понимал, что это поздно – кровью пропитался весь рукав, и густой красный ручеек тек с ладони, тяжелыми каплями падая на землю.

– Остановитесь! – закричал отец Варсофоний, – не погубите душу христианскую, иноческим подвигом райскую обитель себе заслужившую!

Он кинулся защищать тело отца Нифонта, и вместе с ним на его защиту встал молчаливый молодой монах, но их оттащили в сторону, и четверо мужчин подняли носилки на плечи.

– Стойте, несчастные! – кричал иеромонах, – стойте! Что вы творите! Жизнь ваша – мгновение, а вы ради мгновения вечностью пренебрегаете!

– Посадите их в лодку, пусть плывут отсюда по-хорошему, – сказал старик, но колдун его оборвал:

– Нет! Никто не покинет деревню сегодня. Или я уйду и оставлю вас наедине с мором!

– Хорошо, – согласился старик, – отведите их в церковь и заприте там до утра.

– Гореть в огне будете! – зашипел отец Варсофоний, – и колдун вас от геенны огненной не спасет! Что творите? Беззаконие и святотатство! На страшном суде ответите за все!

Колдун улыбнулся, хотел что-то сказать, как вдруг пошатнулся и упал на колени. Лешек подбежал к нему, и присел рядом:

– Охто, ты ляг, ляг! Я сейчас тебя перевяжу.

– Да ерунда, просто голова закружилась… – махнул рукой колдун, – пить только хочется…

Люди расходились: часть в сторону деревни – те, кто уводил монахов, а часть – в сторону крады, унося с собой тело отца Нифонта.

Лешек расстегнул на колдуне кафтан – кровь протекла и на бок, и подмышку, и на грудь.

– Пожалуйста! – крикнул он уходящим в деревню, – Приведите наших коней. Или принесите седельные сумки! Пожалуйста!

Кто-то из мужчин обернулся и кивнул ему. Лешек осторожно снял с колдуна кафтан и рубаху, но тот даже не поморщился. Рана была страшная, хотя и не опасная, если бы не потеря крови.

– Рви рубаху, перетянуть надо, – велел колдун, – и не дрожи ты так! Лекарь, тоже мне!

– Охто, тебе ведь больно! Как же…

– Ничего, я как-нибудь потерплю. Недолго осталось. Сейчас перетянешь, промоешь, и я рану кристаллом залечу.

– Ты же говорил – сначала луной, и только потом солнцем!

– Мало ли что я говорил. Не могу я сейчас луны дожидаться. Промоешь – и хватит, – проворчал колдун, но, помолчав, добавил, – так только меня можно лечить. И себе, и другим – сначала луна, понял?

– Понял, – вздохнул Лешек, – все я про тебя давно понял…

– Да ладно, – улыбнулся колдун.

– Охто, монахи тебе этого никогда не простят. Разве ты не понимаешь?

– Простят – не простят, какая разница? Главное, чтобы не помешали.

Крада вспыхнула высоким бездымным огнем, и жар заставил людей отступить назад. Пламя полыхало долго, и когда клубы мутного дыма устремились в небо, колдун показал на него людям:

– Их души полетели навстречу богам. Не плачьте. Они будут ждать вас, и встретят, когда настанет ваш час. Так же как сейчас их встречают прадеды.

Когда огонь сожрал предназначенную ему жертву, и опал, скукожился, робкими язычками облизывая белый пепел, колдун велел насыпать над крадой курган, но до конца работы не дотянул – свалился. Лешек оттащил его в тень высокой травы, и сам улегся рядом, надеясь не проспать восход луны. О Лытке он успел забыть.

А с отцом Варсофонием им довелось встретиться в следующий раз через десять дней, в Лусском торге, где каждый день случался крестный ход, и костры пылали по периметру села – из епархии приехал гонец от епископа, с предписаниями, как следует бороться с поветрием: какие молитвы читать, какие иконы выносить на крестный ход, в какие часы совершать службу. Одно из предписаний гласило: возжигать костры на границах селений, на таком расстоянии, чтобы огонь не мог перекинуться на постройки.

Колдун фыркал на это:

– Слышали звон… Шарлатаны… Кому нужны их костры?

В Лусском торге он уже не выступал открыто против монахов, а потихоньку ходил по дворам, лечил заболевших кристаллом, велел топить печи и бани, и не ходить к причастию. Но люди были перепуганы, поэтому слушали всех, кто давал им советы. Они топили печи, парились в банях, выходили на крестный ход, выстаивали многочасовые службы в церкви, исповедовались и причащались. А после отпевания несли своих мертвых в леса, где сжигали их на крадах. Дружина князя им не препятствовала, монахи топали ногами и грозились отлучением от церкви, но «братии» Дамиана явно не хватало, чтобы пресечь языческие погребения.

В довершение, загорелся Большой Ржавый Мох, и Лусской торг несколько дней тонул в едком дыму торфяного пожара, что не могло не радовать колдуна. Тусклый лунный свет, пробивающийся сквозь дым, все равно вылечивал горячку.

Невзор в селе не появлялся, но сложил шалаш в лесу, неподалеку, и народ ходил за советами и к нему, что для колдуна оказалось существенной поддержкой. Во всяком случае, хоронили мертвых без его участия, и днем они с Лешеком отсыпались после бессонных ночей.

– Ты играешь с огнем, Охто, – повторял Невзор, – зачем ты используешь колдовство прямо на глазах у монахов?

– Неправда, я колдовать ухожу в лес, – усмехался колдун.

– Ага. А за тобой идет толпа, большая, чем крестный ход. И о кристалле знают все, от мала до велика. Ты не боишься, что монахам захочется его получить?

– Кристалл – вещь богопротивная, монахи должны бояться брать его в руки, – с улыбкой возражал колдун, – и потом, они сами так перепуганы, что перестали обращать внимания на крады. Что уж говорить о кристалле. А вообще-то, перед таким бедствием, как мор, они могли бы и забыть о наших разногласиях – беда у нас общая, и все мы по мере сил с ней боремся.