Ольга Денисова - Одинокий путник

– Ну, предположим, ты об этих разногласиях не забываешь… А главное – еще неизвестно, беда это для монахов или нет, – Невзор насупился.

– Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что их радует повальная смерть паствы?

– Они ловят души, Охто. А ты сильно им в этом мешаешь… Сейчас они не тронут тебя – побоятся обезумевшей толпы. Но настанет день, когда они тобой расправятся.

Как-то ночью колдуна разыскал высокий молчаливый монах, сопровождавший в Дальнем Замошье отца Варсофония, и жестами попросил пойти за ним. Колдун удивился и нисколько не обрадовался – у него не было времени: луна убывала, и новолуния жители торга ждали с содроганием. Он покачал головой, и монах удалился, понимающе кивая головой. А через полчаса появился снова, притащив на широкой спине больного иеромонаха, и покорно пристроился в конец очереди. Но тут колдун сжалился над ним, и сам подошел к отцу Варсофонию.

Иеромонах был в сознании, но тяжело дышал, его трясла лихорадка, и с кашлем из горла отходила пенистая, ярко-красная мокрота.

– Что, отче, жить хочешь? – спросил колдун, усмехаясь.

Тот ничего не ответил, но на глазах его появились слезы.

– И за мгновение земной жизни готов рискнуть вечностью? – широко улыбнулся колдун, – готов, готов, вижу… Ничего, не бойся: покаешься, отмолишь – господь твой милосерден, говорят, своих не бросает.

Отец Варсофоний закашлялся, а колдун, велев молчаливому монаху раздеть его и усадить, через минуту водил кристаллом по узкой, болезненной груди священника. Когда же лихорадка перестала трясти его бренное тело, иеромонах хрипло сказал:

– Я буду молить Бога, чтобы он направил тебя на путь истинной веры, простил тебе твои заблуждения и принял в свои небесные чертоги.

– Спасибо, не надо, – брезгливо ответил колдун, – я вовсе не собираюсь в его небесные чертоги. Иди с миром, отче, и не забудь об этой встрече, когда братия захочет сжечь меня на костре.

Полдня Дамиан терпеливо сидел в Никольской слободе, ожидая вестей о прочесывании леса – певчий не мог уйти, не оставив следов! Хоть один след да должен был быть длинней остальных! И только когда понял, что метель замела следы безвозвратно, ругаясь и раздавая зуботычины направо и налево, архидиакон выехал из слободы в Лусской торг – стоило договориться со Златояром о поимке беглого послушника, злодея и вора.

Монахи в скитах и на заставах были предупреждены, в каждой деревне дежурили два дружника, однако Дамиан не слишком надеялся на эти дозоры: разве что певчий сам забредет в тот дом, где остановились братья.

Северный ветер толкал сани вперед, пока дорога вела с севера на юг, но стоило достигнуть поворота на восток, метель завертелась бешеной каруселью: ветер летел вдоль берегов и задувал со стороны леса, поднимая в воздух снежные воронки. Дамиан кутался в медвежьи шубы, натягивал на голову широкий капюшон, но холод полз в каждую щелку, и пронизывал шубы насквозь, и шевелил мех, поднимая его дыбом. Послушник нахлестывал лошадей, с трудом передвигающих ноги по глубокому снегу, и поминутно оглядывался назад, и в глазах его архидиакон разглядел ужас. Вой ветра мешал спросить, что так напугало послушника.

Смеркалось. Дамиан не сразу заметил, как темнеет небо в снежной пелене, а когда понял, что через несколько минут на реку спустится ночь, у него самого по спине пробежали неприятные мурашки. То ли послушник заразил его суеверным страхом перед зимней ночью, то ли его напугало одиночество в мутной круговерти, то ли грохот ветра в лесу и свист поземки под полозьями саней… Но мех на шубах шевелился, и Дамиану показалось, что звери, с которых были содраны эти шкуры, оживают, ежатся от холода, и скоро поймут, что под ними, прячась от мороза, лежит живая, съедобная плоть.

Ветер сбивал лошадей с ног и грозил опрокинуть сани, и в его шуме Дамиан слышал далекий сатанинский смех, похожий на грохот падающей крыши горящего дома, и раскаты этого хохота заставляли волосы на голове шевелиться, и холодный пот выступал на лбу, и покрывал челку ледяной коркой. Кони надрывно ржали, но бежать не могли, увязая в снегу. Метель все туже стягивала сани в снежной воронке: ни берегов, ни пути впереди не было видно, и послушник, вцепившись в вожжи, начал громко и отчаянно выкрикивать:

– Отче наш! Иже еси на небесех! Да светится имя Твое!..

В другом случае Дамиан бы рассмеялся над ним, но на этот раз ему было не до смеха – над послушником хохотал ветер, хохотал зычно, и хлопал в ладоши: Дамиан видел его хохочущее, торжествующее лицо.

Это колдун. Мысль прорезала пространство и острой занозой впилась в висок.

– Да придет царствие Твое… – прошептал архидиакон непослушными губами, – да будет воля Твоя…

И вдруг понял: Бог не слышит их. Они одни в этой снежной пелене. Они двое, их перепуганные, усталые кони – и колдун, хохочущий и швыряющий в сани ветер и снег. И шкуры убитых зверей, грозящие вот-вот обрести плоть и кровь.

Зачем он убил колдуна? Что менялось с его смертью? Так хотел авва? Но авва сидит за толстыми стенами Пустыни, в теплой просторной настоятельской келье, а Дамиан едет вдоль темного леса, и ветер грозит похоронить его в снежной могиле, и смеется над его страхом, и над его молитвами.

Зачем он убил колдуна?

– И остави нам! Долги наша! – кричал послушник, – Якоже и мы! Оставляем должником нашим!

Грехи? Со времен приютского детства грех Дамиан понимал, как нечто мелкое – мешающее жить обязательство, о нарушении которого могут прознать иеромонахи. Разве убийство колдуна было грехом? Да нет же! Проклятый язычник, заслуживший костер! Он сейчас горит в аду! Он не может быть ветром, метелью, заснеженным небом! Или… или…

Дамиан сполз на самое дно саней, и укрылся с головой, зажимая уши – чтобы не слышать хохота, похожего на гром падающей сгоревшей крыши. Но губы сами собой шептали:

– И остави нам долги наша… И остави нам долги наша…

Златояр принял промерзшего Эконома Пустыни радушно, несмотря на поздний час, накрыл столы, и предложил гостить у него в тереме, сколько тому пожелается, поэтому Дамиан быстро забыл о страхах ночной дороги в метель.

Князь пообещал отправить своих людей в Лусской торг, и в ближайшие деревни, тем более что дружина его сидела без дела – так почему не помочь доброму соседу в его богоугодных делах. Дамиан, конечно, не сильно уповал на княжескую дружину, но это отрезало певчему пути в многолюдные места торга. Впрочем, в голову снова закралось сомнение: пеший, в лесу, в такую метель – человек не может остаться в живых. Дамиан в санях, закутавшись в теплые шубы, и то рисковал завязнуть в снегу и замерзнуть.

Ясным утром он проснулся в светлом тереме, но, несмотря на уговоры Златояра, оставаться не стал – авва прав, певчий пойдет к Невзору. И, наверное, настало время заехать к волхву в гости. А заодно проверить патрули по берегам Выги: в этом архидиакон вполне доверял Авде, но доверять и проверять – одно другому не мешает.