Ольга Денисова - Одинокий путник

Вместе с темнотой с севера наступала тяжелая черная туча, закрывающая полнеба, и казалось, что это сама ночь наползает на землю, приближается, подкрадывается, чтобы поглотить день. Ночь несла с собой северный ветер, и солнце скрылось до того, как успело зайти за горизонт: долгие сумерки утонули в густом снегопаде. Лешек выбрался на широкий простор Выги, озираясь в поисках монахов, но снег падал так густо, что он не разглядел и противоположного берега. И стоило ему выехать из-под прикрытия деревьев на берегу ручья, ветер ударил с такой силой, что едва не сбил коня с ног.

Теперь ураган не хохотал, а плакал. То тонко и безнадежно кричал, то низко завывал, словно по покойнику, то надрывно рыдал, а то ревел раненным зверем. На этот раз Лешек ехал ему навстречу, и конь тоже плакал под ним, тяжело переставляя копыта и пригибая голову.

Даже если Выгу и охраняли дружники Дамиана, в такой метели они бы не разглядели одинокого всадника. Лешек пожалел, что не остановился на ночлег в Больших Печищах. Ветер тек навстречу широким потоком, снежной рекой, и Лешек подумал, что чья-то широкая длань закрывает ему дорогу на север, отталкивает его назад, не пускает, хочет удержать, и рыдает, словно не надеется на свою силу.

Предчувствие беды не остановило Лешека – и колдун, и Лытка всегда смеялись над его мрачными предсказаниями, и он научился не принимать их всерьез. Ему пришлось спешиться и вести коня в поводу, утопая в сугробах и сбиваясь с дороги.

И через несколько часов ветер сдался: только поземка путалась под ногами, тоненько подвывая, словно преданная собака, умоляющая о чем-то хозяина. Справа Лешек увидел силуэт церкви над деревней Тихоречье и черный крест, направленный в небо, обложенное тучами. Монахов на Выге не было – возможно, они не ждали его так далеко от Лусского торга, а возможно, князю удалось их обмануть и направить по ложному следу.

Лешек снова двинулся верхом, и задолго до рассвета добрался до устья Песчинки – теперь ничто не могло помешать ему доехать до дома волхва, тем более что путь был наезжен, и конь резво скакал вперед, выбрасывая из-под копыт легкий снег, наметенный на реку за ночь.

Целый год, до следующего лета, страх перед мором не отпускал село – торг собрался только на Купалу, после второго сенокоса. И хотя благодаря стараниям колдуна до села не дошло поветрие, Пустынь простерла руку к реке Пель, убедившись в том, что зимой эти земли так же хорошо досягаемы, как и Никольская слобода.

Строительство храма началось через год после мора, в ноябре, и как только замерз Безрыбный мох, монахи проложили через него зимник, выходящий на Узицу. Одновременно с храмом, возводимым на площади перед торговыми рядами, стали строить церквушки и в окрестных деревнях.

Поселяне с любопытством посматривали на строительство – монахи хорошо платили за лес, и привлекали местных плотников, соблазняя высоким заработком. Церковь должна была потрясти воображение жителей торга, закостеневших в язычестве, как масштабом, так и вычурностью форм.

Колдун стал молчаливым и раздражительным, по нескольку недель не выезжал из дома, задумал переписать книгу по астрономии, но поминутно отвлекался и сидел, неподвижно глядя в окно, потихоньку сгрызая перо за пером. Лешек жалел его и чуял беду.

– Охто, я прошу тебя… Я очень тебя прошу… Ты только не вмешивайся, хорошо? – просил он, – ничем хорошим это не кончится.

– Разумеется, не кончится! – взрывался колдун, – чем хорошим может кончиться приход клириков на чью-то землю? Вот увидишь, через год они будут требовать пожертвований, через десять лет – в открытую начнут сдирать с торга дань, а через пятьдесят – все здешние жители станут их холопами, как это делается в Новгороде.

– Охто, ты не сможешь им помешать. Давай уедем, а? Пожалуйста, давай уедем! У тебя же есть родственники на востоке. Возьмем матушку, Малушу – и уедем!

– Ага, а еще – Кышку с женой, Мураша, Лелю с Гореславом и двумя пацанятами! И вот ту славную девушку, которая хочет за тебя замуж, и ее доброго отца, и сестер, и их мужей, и детей, а лучше всего – всех сельчан, и всех деревенских вместе с ними!

– Не выдумывай! – Лешек подсел к колдуну поближе и заискивающе смотрел ему в глаза снизу вверх, – я ничего такого не говорил. Им ничего не угрожает, они не станут, как ты, искать правды. Будут жить, как в Лусском торге – днем ходить в церковь, а ночью праздновать Купалу и строгать обереги.

– Малыш, как ты не понимаешь! Ведь это не только хождение в церковь, не только дань и холопство! Хотя и этого вполне достаточно. Пойми, я храню древнее знание, я не только умею просить богов об урожае, и лечить болезни! Кто вместо меня будет выбирать время сева и жатвы? Кто скажет, где выжигать лес? Ты думаешь, я прошу дождя, когда мне требуются деньги на книги? Нет, малыш, я точно знаю, что нужно хлебу озимому, а что – яровому, я знаю чего просить и когда! Ты припоминаешь дожди во время сенокоса? Нет! Кто кроме меня скажет людям, когда начинать косить сено, чтобы успеть его высушить и убрать? Отец Паисий? Или Дамиан? Я не могу уйти!

– Охто, не злись. Я говорю не о том. Ты ведь не сможешь потихоньку продолжать колдовать, потихоньку распоряжаться сенокосами и лечить болезни. Ты полезешь в дела братии, ты запретишь деревенским причащаться, ты будешь на каждом углу говорить об их злом ревнивом боге, которого надо гнать отсюда взашей, разве нет?

– Конечно. Потому что одного не может быть без другого! Ты видел, что они творили во время мора? Или мне надо было пристроиться в очередь на исповедь и ходить вместе с ними крестным ходом? Они – шарлатаны, глупцы, невежды! Потому что их бог мыслит только о смерти, его не интересует жизнь – какие-то там урожаи, какие-то сенокосы, болезни скота! Чем больше людей умрет от голода, тем лучше! Чем мрачней будет их жизнь, тем соблазнительней им покажется рай!

– Ты меня-то в этом не убеждай! – фыркнул Лешек, – Охто, ты ничего с этим не сделаешь! Они убьют тебя, и на этом все закончится!

– Пусть попробуют!

Лешек начинал говорить и о волшебной силе кристалла, с помощью которой можно было бы прогнать монахов с этих земель, но колдун отвечал коротко и зло:

– Нет. Это исключено.

– Но почему, Охто, почему?

– Потому что это будет война бога против людей, а не война богов.

– А то, что происходит сейчас – это не война бога против людей?

– Нет. Сейчас против людей воюет церковь, а бог всего лишь смотрит и радуется ее успехам. И я думаю, его жрецы говорят с ним так же, как я говорю с нашими богами. И так же слушают его советы. Так что пока – это война между мной и аввой. И если я хоть раз применю кристалл, где гарантия, что Иегова не вооружит авву чем-нибудь подобным? Нет, малыш. Я не применю его, даже если мне потребуется спасать свою жизнь.