Джон Грант - Альбион

— Ты не должна насмехаться над нами, — сказал он тихо.

Она взглянула на него, и в её глазах неожиданно появилось уважительное выражение.

— Извините. Вы правы.

— Спасибо, — он качнул головой, принимая извинение, и она ответила ему искренней улыбкой.

Рин эта беседа всё более и более раздражала: она казалась ей бессмысленной игрой слов.

— Не шути со мной, маленькая шлюха! — закричала она. — Тебя спросили, сколько вас здесь!

— Я не шлюха, Рин! — глаза Элисс блеснули. — Когда понадобится, я ею буду… Но сейчас оставим этот разговор. Отвечаю на ваш вопрос. — Она подняла глаза. — В настоящий момент во всём Альбионе сорок семь певцов — правда, у одного из них по приказу Деспота только что отрезали язык, поэтому его вряд ли можно брать в расчёт. К тому же он был плохим певцом. С другой стороны, друзья мои, я решила на этот период сна побыть певцом, причём одним из лучших певцов — как вы можете догадаться. Поэтому можно считать, что нас по-прежнему сорок семь.

— Ты уверена, что ты лучше всех? — с сарказмом спросила Марья.

— Абсолютно уверена, — с лёгкостью ответила Элисс. — Прошу вас, уберите свои железяки и садитесь. Я собираюсь спеть вам очень длинную и очень хорошую песню. Почему бы нет? Ведь я сочинила её и знаю лучше, чем кто-либо другой. Поэтому мне лучше судить, насколько она хороша.

Струны ситары оказались непокорными — колки, по-видимому, плохо вращались в гнёздах, поэтому инструмент звучал крайне нестройно. Элисс адресовала инструменту краткое проклятие, и тот тут же настроился, задрожав в её руках.

— Так-то лучше, — мягко произнесла она, поглаживая ореховую поверхность ситары, будто бы успокаивая её.

Рин обнаружила, что сидит, скрестив ноги, на траве, а меч её лежит в ножнах. «Странно, — подумала она. — Я не помню, как это получилось. И откуда она знает моё имя?»

Она опять протянула руку к рукояти меча, но по непонятным причинам передумала. Вместо этого она наклонилась вперёд, положила локти на колени и упёрлась подбородком в ладони, глядя на певца и ожидая начала песни.

Элисс была права — это действительно была хорошая песня. Она забыла упомянуть только о том, что это была не просто длинная, а чрезвычайно длинная песня. Когда она исполняла те её части, которые считала особенно хорошими, то повторяла их, чтобы слушатели могли насладиться их красотой и изысканностью.

В песне пелось о человеке, который попал в Альбион и у которого родился сын по имени Лайан. Лайан возглавил маленький отряд, чтобы собрать армию, способную сражаться с Эллонией. Все члены этого отряда были перечислены, и особое внимание было уделено их чертам: стойкости, храбрости, доброте и другим — причём каждый из слушателей узнавал в этих описаниях себя.

Затем характер песни изменился, звучание аккордов стало выше, и музыка приобрела зловещий настрой. Изменение настроя произошло в момент рассказа о том, как они провели большую часть одного из периодов сна, слушая певицу по имени Элисс. Хотя она пела о прошедшем времени, все вскоре сообразили, что речь идёт о событиях их ближайшего будущего. Вся беда была в том, что вполне понятные слова забывались через мгновение после того, как произносились. Фил помрачнел, когда узнал о своей судьбе, но вскоре опять стал весел, удивляясь лишь тому, что его имя больше не упоминается. Марья и Синед посмотрели друг на друга в смущении, которое быстро испарилось, будто его и не было.

Каждый из отряда испытал нечто подобное.

Наконец Элисс положила ладонь на струны и они смолкли.

— Я ещё не придумала эту песню до конца, — весело сказала она, когда смолкли аплодисменты и стали слышны лишь птицы, жужжание насекомых и мерное храпение Лайана. — Может, чуть позже, в другой период сна, я приду к вам опять и допою остальное.

Она немного смутилась, когда некоторые из слушателей, торопливо извиняясь, отошли в глубь леса, чтобы опорожнить мочевые пузыри. Но когда они вернулись, Элисс подарила каждому лучезарную приветливую улыбку.

— Вы рассказывали нам о нашем будущем? — спросил

Колл дрожащим от страха голосом.

— Нет такой вещи — ваше будущее, — ответила она. — Я спела о будущем вообще. Поэтому вы помните только то, что слышали о нём, но не можете вспомнить ни одного из событий.

Марк сразу догадался, о чём она говорила. Он уже давно думал об этом. Он понял так, что прошлое существует только одно — хотя мог и ошибаться, а будущее предстаёт в бесконечном количестве вариантов, причём от любого момента каждого из них ответвляется бесконечное число новых вариантов. Песня рассказывала о судьбах всех присутствующих — счастливых или несчастных, великих или ничтожных, но ни одно из описанных событий в действительности ещё не произошло. Они все были частью будущего в понимании Элисс, и она спокойно говорила им, что может и ошибаться — что ничего в этой вселенной нельзя гарантировать с абсолютной точностью. Отсюда и исчезновение воспоминаний о только что пропетой песне. Если бы они были в состоянии запомнить всё, то своим сознанием смогли бы повлиять на собственное будущее или, хуже того, попасть в обособленную ветвь будущего, без какой бы то ни было возможности выбора. Тот Кто Ведёт мог запомнить её предсказания, но она нашла именно такой момент, когда только он один не слышал её.

— Ты мудрый человек, — сказала Элисс, с улыбкой поворачиваясь к Марку. — Через пару периодов бодрствования ты сможешь растолковать всё это остальным.

Марк улыбнулся ей в ответ и тут с удивлением сообразил, что никто другой не слышал её слов: они, казалось, застыли на одном месте. Марья всё ещё поднималась на ноги, Редин стоял с бутылкой у рта, струя жидкости из бутылки висела в воздухе. Над головой Редина сидела птица, из клюва у неё торчал червяк.

Он снова взглянул на Элисс.

— Вы тоже мудрая молодая девушка, — возвратил он комплимент.

— Не такая уж я и молодая, как ты думаешь, — заметила она.

Он видел, что ей хочется сказать что-то ещё, но она сомневается в целесообразности этого. Её тонкие губы немного сжались в нерешительности. Через секунду всё прошло. Очевидно, она решилась.

— Марк, — сказала она, — в тебе заложено, что ты должен стать новым сорок седьмым певцом. Я могу научить тебя, если хочешь. В действительности ты будешь сорок восьмым. Я рассказала о том, что бедному старому Гайту отрезали язык только потому, что мне хотелось внести некий, гм-м, драматический эффект… Он действительно был плохим певцом, а однажды даже попытался ущипнуть меня за ягодицу.

Она неожиданно улыбнулась.

— Я сломала ему руку в трёх местах. Теперь пройдёт много времени, прежде чем он сможет поднять инструмент, не говоря о том, чтобы играть на нём хотя бы так же плохо, как раньше.