Андрей Егоров - Вечный мент или Светоч справедливости

Кухериал влез на вторую полку, уселся, болтая обутыми в красные кроссовки ногами. Такие же кроссовки во время прогулок у Москва-реки носила Кристина, вспомнил я.

– Откуда они у тебя?

– Подарок, от одной ведьмы, – бес прищурил хитрые глаза.

«Они всегда были заодно, – подумал я. – Даже в ту осень. Впрочем, какая мне теперь разница?»

Поезд вздрогнул и тронулся. Мимо проплыли здание вокзала, платформа с дачниками, пригородные электрички… Адский Экспресс стремительно набирал ход. Разгонялся он лучше любого спортивного авто. Миновали считанные секунды, а он уже несся с такой скоростью, что пейзаж размазался по холсту окна, превратившись в длинные цветные полосы. Я и не заметил, как свет сменился тьмой – то ли ночь наступила, то ли мы въехали в тоннель. А через мгновение поезд остановился.

– Прибыли, – бес спрыгнул вниз. – Конечная остановка.

Все путешествие заняло не больше нескольких минут.

– Ад? – спросил я, вглядываясь в кромешный мрак – казалось, за окном нет ничего. Вакуум. Внутренности космической дыры, способные поглотить и аннигилировать любую материю.

– Не совсем. Но мы уже близко.

Я открыл дверь купе, выглянул в коридор. Потусторонняя публика толпилась в проходе. Я еще раз подивился сходству с поездами дальнего следования – пассажиры спешили первыми покинуть вагон, как будто боялись, что проводник пропустит только самых расторопных, а потом захлопнет дверь и придется им жить в поезде вечно. Оказавшись в тамбуре, я увидел, что адские обитатели ныряют с площадки в густой сумрак. Кто-то просто шагал в пустоту, другие прыгали с разбегу, а длинноногий колдун вознесся над полом и медленно втек в черное ничто. Последней исчезла белая ладонь с неаккуратно обгрызанными ногтями.

Я остановился на пороге неведомого, не решаясь пересечь границу света и тьмы. Мне помог Кухериал – толкнул меня так, что я кубарем полетел навстречу адским пределам.

Впечатление было именно такое, какого я ожидал – будто сорвался в пропасть. В ушах засвистело. Внутри все оборвалось.

Ощущение свободного полета, воспеваемое фанатичными парашютистами, я ненавижу с армейских времен – помню, мне все время казалось, что парашют не раскроется, ведь его складывал не ты, а твой боевой товарищ. Где гарантия, что этот самый товарищ не затаил на тебя обиду? И вообще, вдруг он тебе вовсе не товарищ, а «тамбовский волк».

К счастью, полет длился недолго. Наши тела охватило ревущее яростное пламя. Хотя бес утверждал, что амулет дает полную неуязвимость от огня, я ощутил, как немыслимый жар пожирает мою плоть. Сгорая заживо, я вопил от боли и раздирал кожу ногтями… Кухериала я видел сквозь завесу огня. Мне показалось, он хохочет в голос. Я вцепился пальцами в спасительный амулет, и в то же мгновение тело пронизало ледяным холодом. Боль мгновенно ушла. Я поднес к лицу руку. Кожа снова была гладкой и чистой. Пламя адских врат не могло мне повредить. Я испытал острое облегчение, но сердце еще долго колотилось – пережитый ужас никак не хотел отпускать.

Рев пламени стал стихать, и мы выпали в иную реальность. Падение с двухметровой высоты приятных ощущений не предполагает – я возник из огненного вихря и полетел вниз. Сработал рефлекс – приземлился на обе ноги и повалился на бок, как учил инструктор. Определенные полезные навыки воинская служба дает. Но при этом отнимает веру в торжество гуманизма. Хотя для меня и утрата этой веры, если подумать, стала приобретением.

Меня сразу же охватило стойкое ощущение опасности. Атмосфера здесь царила крайне неприятная. Интуиции я привык доверять, рванул пистолет из кобуры и вскочил на ноги. «Оперативная осторожность» – так я называл слаженный тандем решительных действий и непрекращающейся паранойи.

Но на сей раз, тренированный звериный инстинкт, кажется, подвел меня. Вокруг не было никого. Только черная земля, исходящая едким дымом, до самого горизонта. И давящая тишина, какая бывает разве что в могиле. Или если ты глубокий старик, а какой-нибудь мерзавец похитил твой слуховой аппарат.

– Э-э-эй!

Мертвая тишина поглотила крик.

Кто-то боится замкнутых пространств, кто-то высоты, а меня вдруг обуял дурацкий страх перед пустой равниной. От нее веяло смертью и потусторонней жутью. Она внушала чувство приближающейся опасности и безысходности. Вокруг разливались тоска и уныние, вползали в мое сознание, как медлительные змеи.

Я вытоптал небольшой пятачок, в обозримом пространстве земля была рыхлой. Зачерпнул горсть, помял в ладони – теплая, поднес к глазам… и отбросил с отвращением. В земле копошились белесые личинки, многоножки, длинные розовые черви. Теперь равнина уже не казалась мне мертвой, она была насыщена жизнью – чужеродной, враждебной человеку.

Я спрятал пистолет в кобуру, размышляя, в какую сторону направиться… И вдруг меня кто-то шлепнул по плечу. Я вскрикнул от неожиданности, развернулся всем телом. Никого. Очередной удар по плечу снова застал меня врасплох… Позади снова никого не оказалось.

– Кто ты?! Черт побери! Кто-о?!

Мне сделалось по-настоящему страшно. Захотелось бежать без оглядки. Но куда?

– Кухериал! – закричал я. – Кухериал, помоги мне!

Послышался знакомый смех и передо мной материализовался бес.

– Соскучился? Стоило оставить на пару минут – и ты уже орешь во все горло. Вот что значит настоящая привязанность.

– Ты изменился, – сказал я. Бес выглядел в аду по-другому. На хитром лице обозначилась густая растительность, подбородок выдвинулся вперед на целую ладонь. С одеждой тоже произошли метаморфозы. На руках искусителя топорщились шипами перчатки с обрезанными пальцами. Штаны исчезли, длинная красная рубашка с белоснежными манжетами едва прикрывала поросший густой растительностью пах. Выгнутые коленями назад лохматые ноги кончались раздвоенными копытами. Длинный хвост с кисточкой на конце бил по земле, закручивался вокруг покрытой серой шерстью щиколотки.

– Мы в аду? – уточнил я.

– Точно, за гранью онтологической иллюзии. – Бес счастливо засмеялся, затанцевал, припадая на левую ногу. Впоследствии я узнал, что все падшие слегка прихрамывают. Так можно узнать адского гостя, принявшего человеческий облик. – Наполненный неугасимым огнем, дом боли и несчастий. – Процитировал Кухериал. – Мильтон. Славный был поэт. Сейчас наполненный неугасимым огнем болеет и страдает. Святые неоднократно интересовались его судьбой, хотели через Чистилище провести. Не вышло. Мы таланты не отдаем. А насыщаем их болью и страданием, вызывая тем самым новый творческий подъем. Если бы ты знал, сколько поэтов и писателей у нас пережили подлинный пик творчества. Писатель так устроен. Создай ему невыносимую жизнь – и он все свои обиды и страхи выплеснет на бумаге.