Виктория Шавина - Научи меня летать

— Пока тебя не было, к нам снова приезжали близнецы, — заговорил Хин. — Лодак фехтует — придворные Онни сейчас покупают дорогое иноземное оружие, так что владеть им считается хорошим тоном. Мать сказала, что я тоже должен что-нибудь показать, и я спел несложное ариозо. Тогда мой голос звучал чисто, я мог исполнять альтовые партии. Ларан всегда стремится высмеять меня, и он ответил мне незатейливой быстрой песенкой из тех, которые воины порою с умыслом поют женщинам. Его похвалили, а мне сказали, утешая, что я тоже был неплох, только бы чуть живее, легче, выразительней.

— Неудивительно, — улыбчиво прищурился Келеф. — Люди хвалят то, что понимают, когда им не велит иного мода.

Мальчишка улыбнулся в ответ:

— Хахманух сказал почти то же. Я был огорчён, а он ещё и обругал меня. Накинулся, кричит: и не пытайся кого-то впечатлить! Ты для того ли часами отсиживаешь то место, что пониже спины? Потом, когда разобрался в чём дело, успокоился и сказал сурово: «Твою игру и пение оценит только тот, кто разбирается в искусстве. Для остальных же что „мурка“, [21] Мурки (Murkys, Murkybasse или Mourqu) — в старинной музыке постоянная фигура в аккомпанементе, состоящая из ломаных октав. Существовали целые пьесы, построенные на таких нехудожественных басах. что симфония, последняя, пожалуй, и скучнее».

На закате Солнце растеклось золотом у земли, окрасило облака в фиолетовый, алый, чёрный, словно неведомый художник сотнями густых мазков гуаши нарисовал над пустой саванной тревожное небо.

Хин опустил спинку седла, закрепил ремнями шкуру и лёг, устроив голову на шее динозавра. Он долго смотрел в холодное небо, не думая ни о чём, и не заметил, как уснул.

Его разбудила неожиданная остановка. Светало, пар вырывался изо рта, веяло лёгкой свежестью воды. Ёжась, мальчишка выбрался из под тёплой шкуры, спрыгнул на землю и осмотрелся.

— Кольцо рек? — изумлённо спросил он.

Над неподвижной серой водой поднимался слабый туман. Синие горы на дальнем берегу отражались в речной глади, словно в зеркале.

— Я хочу подняться туда, — Келеф выглянул из-за динозавра. Волосы правителя, заплетённые в тугую косу, скрывались под одеждой. — Побродить по краю мира. В Весне мне никогда не позволят этого сделать.

— Опасно? — задумчиво поинтересовался Хин, глядя на холодную воду.

— Суеверие, — отозвался Сил'ан, проверяя последнее из креплений седла.

— Но как мы перейдём реку? — удивился мальчишка.

Уан погладил динозавра по шее:

— Ящеры пойдут по дну. Я поеду на своём, а ты — вплавь.

— Переплыву реку? — юный Одезри округлил глаза. — Она же ледяная!

— Упрячь шкуру в плотный мешок. На том берегу она тебе пригодится, сухая, — невозмутимо продолжил Сил'ан. — И не пугайся: какое-то время я буду спать, но Солнце и тепло ящера [22] Некоторые виды динозавров в Урварге и Йёлькхоре — теплокровные. скоро меня отогреют.

— Может быть, подождём дня? — предложил Хин.

Келеф сел в седло, закрепил ремень вокруг талии.

— Можешь ждать, — разрешил он. — Я не стану торопиться, так что ты скоро меня догонишь.

Динозавр побрёл по воде, постепенно погружаясь всё глубже. Наконец, безмолвие цвета утреннего неба с лёгким всплеском сомкнулось над его головой. Хин убрал шкуру, по примеру уана проверил седло, снял набедренную повязку и велел ящеру идти вперёд. Остановившись у кромки воды, мальчишка вдохнул грудью стылый воздух и шагнул вперёд. Дрожь пробежала по телу, Хин постарался забыть о ней. Сквозь чистую воду он видел, как ящеры один за другим ступают по дну, точно в диковинном сне: бесшумно, медленно и плавно.

Далёкие горы окрасились розовым светом зари, их покрывали сотни чёрных точек. На берегу обнюхивали землю и жевали траву незнакомые мальчишке животные. Некоторые из них повернули к реке крупные головы с округлыми ушами, другие не стали прерывать трапезу ради случайных гостей. Солнечный свет медленно стекал по склонам в долину, к редким, дрожащим деревьям и упрямо торчащим из земли чёрным ветвям кустов. Хин выбрался на берег, подбежал к динозавру, с трудом развязал мешок закоченевшими пальцами, закутался в шкуру и опустился на землю, часто дрожа. Одно из животных — самое молодое и любопытное — осторожно подошло ближе, понюхало лицо мальчишки, обдавая его тёплым дыханием и тычась колючими усами, фыркнуло и пошло прочь.

Почувствовав, что вновь начал засыпать, рыжий упрямец поднялся на ноги и побежал по траве, держась вровень с грузно ступавшими ящерами. Изредка он поглядывал на белое лицо уана — тот бессильно свесился на бок, от падения его удерживал лишь натянувшийся ремень. Велев динозавру остановиться, мальчишка опустил подножку, и попытался уложить Сил'ан удобнее, но не смог и на дайр [23] Дайр — примерно полтора сантиметра. сдвинуть тело, холодное, нечеловечески тяжёлое.

Первыми пошевелились руки, потом дрогнули ресницы. Келеф сонно вздохнул. Мальчишка дёрнул его за рукав:

— Смотри, а то пропустишь!

— Вот ещё, — снова закрыв глаза, усмехнулся уан и прижался к шее ящера.

— Я переплыл реку, — не удержавшись, похвастался Хин.

— Я догадался, — лениво откликнулся Сил'ан и затих.

Мальчишка снова посмотрел на жёлто-коричневые горы, припорошённые снегом, белым в лучах Солнца и синеватым в густой тени.

— А почему ты решил больше не говорить на общем? — спросил он.

Правитель вздохнул, на сей раз раздражённо.

— Много воды утекло с тех пор, как одна из двух древнейших рас совершила ошибку, изменившую жизнь всех прочих народов. Вздрогнули даже Боги, и, не желая повторения, они запретили исполнение той музыки, последствия которой оказались столь разрушительны. И, чтобы другие народы следовали иным путём, они ввели новую гамму и науку песнопений, приветствующих ясный день и облачное небо, утреннюю и вечернюю зарю, движение звёзд и полуденный жар Солнца. Я верю в их мудрость, и вижу, как сильно изменился, пренебрегая ей только для того, чтобы легче преодолеть недоверие людей. Доволен?

— Да.

— А теперь молчи и не мешай удовольствию.

Третий день застал всадников на высоте шести сотен айрер. Оба спешились и шли рядом между ящерами, спиной к восходящему Солнцу. Снежные вершины горели в сумерках зловещим алым огнём.

— Народ столовой? — рассмеялся Сил'ан. — Уверен, такое название им польстит.

— Им? — обрадованно переспросил Хин. — Ты тоже их замечал?

— В столовую меня не приглашали, но у каждого дома есть память. Быть может, ты видел, как пробегают по стенам воспоминания, оживлённые огоньком свечи.

— Или это потомки тех, кому когда-то поклонялись в храме, — предположил мальчишка.

— Каком храме?

— Я говорю о второй половине крепости. Летни считают её храмом древних Богов, а тебя — последним из них прежних или первым из вернувшихся.