Тимур Ибатулин - Ветер.Ах, этот Икстлен…или « Баловство с магией»

Сейчас Вовка смотрел на свои сиротливо стоящие под окном тапки. Ночные приключения пронеслись в голове в один миг. Ночной гость посчитал за счастье быстро прыгнуть в свою обувку и скрыться, пока виновника происшествия и его тапки никто не видел. Надо добавить, что через двадцать секунд молодой человек вернулся обратно, схватил галоши Ирины Константиновны и, «включив пятую скорость», умчался в известном направлении. С утра Вовку никто не видел, а после полудня он дал о себе знать настойчивым звонком междугороднего телефона.

Вовка торопливо шел по дороге. Он очень боялся опоздать на автобус до городка Ленино, где находилась станция железной дороги «Семь-Колодезей», а соответственно, и билетные кассы. У задержки была вполне понятная причина — Вовка все же решил искупаться перед уходом — раз не получилось ночью, надо наверстать утром. Сказано— сделано! Купнулся, оделся, присел на берегу под навесом. Картина раннего солнца — загляденье одно. Светило уже поднялось, стало тепло и уютно. Синяя гладь отражала небо с легкими облачками, в километре справа осваивал виндсерфинг новичок. Вовка улыбнулся — специально товарищ пораньше встал, чтоб никто видел его кувырканий. Однако прокол, товарищ, прокол…

Как заснул, Вовка не помнил. Очнулся из-за того, что сполз по столбу на бок и начал заваливаться. Огляделся.

Вдоль берега, сгорбившись, шла интересного вида пожилая особа. Про таких говорят «неопределенного возраста». Думаешь, что ей около семидесяти, а бабуле давно «под двести». Узловатые пальцы вцепились в клюку уважаемых размеров. Через плечо висела сумка-сетка, полная пустых бутылок. Вовку поразил красный платок на голове, завязанный, как у бабы-Яги в сказке.

— Полный антураж! — пробормотал он в восхищении.

Бабка вздрогнула, повернулась, пронзительно уставилась на Вовку.

— Все слы-шу! Все! — заскрежетала она, — Ах молодежь п-пошла…

Старуха, сверля глазами, подошла ближе.

— Ты, никак, до книжки умной дотянулся давеча? Вижу! Все вижу! С силушкой хочется побаловать? Не к добру… ай не к добру, а ведь и силушка может с тобой поиграться… ой может. Вот и меня уже бабой-Ягой нарек.

Вовка поежился. Старуха заметила и продолжила:

— А ведь без метлы, без ступы сегодня… — она посмотрела на свои узловатые пальцы и вкрадчиво добавила, — а может взять тебя… за руку, отвести к себе?

Вовка почувствовал, как затвердела спина. Ни вздохнуть, ни пошевелиться и только холодный пот струйкой стекает по позвоночнику. Бабка вдруг посерьезнела. Поправила сумку на плече.

— То-то же! Шу-уточки, баловство п-нимаешь… — она вдруг подобралась, наклонилась ближе и нормальным голосом сказала, — ты, сынок, будь осторожнее и помни главное — всегда будь Человеком! Сейчас ты уснешь, а когда откроешь глаза… когда откроешь глаза, тебе надо будет торопиться. Тебя ждет хорошая ДОРОГА, ты просил о ней. Ты еще не знаешь, что просил, потому что попросишь в пути… и тебя услышали. Да, вот еще, — напоследок добавила бабуля, — нет у меня метлы! И ступы нет! И зовут меня по-другому — Марфа Васильевна, а если все же вспомнишь сказанное мной, то передавай привет своей тетке. Все. Спи!

…………………………………

Пробудил рокот мотора с катера. Вовка вздрогнул, сполз по столбу на бок и начал заваливаться. Огляделся.

Вдоль берега, сгорбившись шла старуха. Узловатые пальцы вцепились в огромную клюку. Через плечо висела сумка-сетка, полная пустых бутылок. Вовку поразил красный платок, как у бабы-Яги.

— Полный анту… — пробормотал Вовка и сразу заткнулся, показалось, что все это уже было. В недоумении смотрел он на бабку. На мгновение их взгляды пересеклись. Вовке, показалось, что он что-то вспоминает, потом старуха отвернулась и продолжила поиски бутылок, а Вовка взглянул на часы, и увидел, что не успевает к автобусу.

Вовка шел быстро, легко, почти бежал. В ногах звенела пружинистая легкость. Окружающий пейзаж за две недели уже стал привычным: солончаки соломенного цвета с зелеными, рыжеватыми и бурыми проплешинами; скалистые основания Казантипского заповедника из спрессованного временем ракушечника — здесь когда-то было дно древнейшего моря (остатки этого моря покоятся в Каспийском озере). Вид открывался обширный. Вдоль дорог стояли линии электропередач, бетонные столбы с провисшими проводами уменьшались вдали по всем законам перспективы — указывали направление этих дорог. За солончаками большим полукругом блестел стеклами городок атомщиков Щелкино. «Смотрится как Манхеттен, — мимоходом отметил Вовка, — за городом стоит так и не запущенная Щелкинская атомная станция — близнец Чернобыльской АЭС. Ведь она уже была полностью готова, а теперь, наверное, жители все растащили. Интересно: полностью, или еще есть на что посмотреть?»

После Чернобыля все были так напуганы, что жители так и не позволили запустить АЭС. А кто-то даже упростил и «расшифровал» аббревиатуру: «Щелкинская атомная станция — ЩАС». Народ так и объяснял в быту: «…брат чернобыльский, название-то какое угрожающее получается — ЩАС ка-а-ак …», — дальше речь состояла из емких русских выражений, добавляемых в любой язык для усиления эффектности фразы. Вовка помнил, что Высоцкий о такой речи писал просто и емко:

Вовка смотрел на сдержанную степную красоту и не воспринимал её. Разные мысли беспокоили: о билетах, старых тревогах Светки, ночном происшествии, и видел ли кто его тапки у бедового окна. Ему надо было понять, прочувствовать свое отношение к Светлане и её отношение к себе. А еще по какому-то наитию он неожиданно остановился, закрыл глаза и попросил:

— Боже, пусть сегодня будет хороший день, насколько возможно, и так, как ты видишь для меня и близких моих, для друзей и врагов моих… Я приму с радостью и согласием ВСЁ, что определишь мне, — вздохнув, почесал краем правой сандалии лодыжку левой ноги. Все было сказано. Вовка не знал молитв, и каждый раз придумывал свою. Он всегда не понимал, почему с молитвой порой желания сбываются, а иногда нет — просишь-то всегда хорошее, и искренне просишь…

В чем же дело? Ответ пришел негласно. Мы всегда что-то просим для себя или для кого-то, просим конкретно и безапелляционно, — это и есть причина несбывшихся желаний. Мы удивляемся, не подумав, что кроме нас есть еще другие люди, что желания могут пересекаться, а кому-то и вообще принести вред: человеку, животному, растению — неважно, все едины перед богом, и всякий творение его.

С тех пор, как Вовка понял это, он стал просить за всех участвующих в проблеме, и не так, как ему, Вовке, того хочется, а как будет лучше для каждого при решении Вовкиной беды — там сверху видно лучше, что возможно, а что нет. Уже два года у Вовки не было ни одного неосуществленного желания, а проблемы исчезали порой самым неожиданным способом.