Светлана Крушина - Голос дороги

— Марьяна… — бессильно сказал Грэм. В хорошую же ловушку он сам себя загнал…

— Я люблю тебя, Грэм, — опустила она глаза. — До сих пор. И ты знаешь это. Должен знать, потому что я уже говорила тебе это… давно. Когда ты еще жил здесь.

— Я помню. Но, Марьяна… я никогда не говорил тебе ничего подобного. И сейчас не скажу.

Грэм понимал, что его слова жестоки. Но лучше уж так, чем продолжать морочить Марьяне голову. Ему было очень неловко, с большим удовольствием он оказался бы сейчас за тысячу миль отсюда. Может быть, даже в каменоломнях. Марьяна была не первой влюбленной в него девушкой, с которой ему приходилось объясняться, но единственной, к которой он чувствовал симпатию, и поэтому не мог обойтись с ней, как со всеми прочими.

Марьяна долго молчала, не поднимая глаз. Грэм подумал, на ее месте он просто встал бы и ушел. Может быть, послал бы собеседника к Борону или еще дальше. Хотя, кто знает… он-то никогда еще не был влюблен.

— Понимаю, — проговорила, наконец, Марьяна. — Ты, как всегда, откровенен. Не бойся, я не обиделась. Я все-все понимаю. Скажи только: у тебя, может быть, есть обязательства перед какой-нибудь девушкой?

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно, — Марьяна усмехнулась и резким движением вскинула голову, отбрасывая волосы со лба. — Ладно, неважно все это. Позволь мне побыть с тобой хотя бы до тех пор, пока мы не приедем на материк! Обещаю, что дальше наши пути разойдутся.

— Но твой дядя…

— К Безымянному дядю! Мне опротивел и он, и его любимый Фекс, и вся Ночная гильдия. Ненавижу это Бороново королевство!

— Ты даже не спрашиваешь, куда мы собрались, — тихо сказал Грэм. Его решимость держать Марьяну от себя подальше неизбежно испарялась.

— А мне все равно, — засмеялась она немного нервно. — Да и тебе, как я понимаю, тоже…

— Но, Марьяна, если я тебя увезу, дорога в Иту мне будет навек заказана. И Тарнис больше уже не вступится.

— Ты что, боишься сумеречных братьев? — недоверчиво спросила Марьяна.

— Просто предпочитаю иметь запасные пути для отступления, если вдруг что случится.

— Ну, сюда тебе в любом случае лучше не отступать. Ну же, Грэм? Когда кончатся твои отговорки? Неужели так трудно поверить, что мне здесь так же худо, как и тебе? Что я так же ненавижу эту страну? Этот город? Ну, Грэм, скажи же! — почти крикнула Марьяна.

— Ну, хорошо, — сдался Грэм. — Но только — до материка. Очень прошу.

— Спасибо, милый! — она вдруг смутилась и даже немного покраснела. Жалобно посмотрела на Грэма. — Прости. Мне не стоило тебя так называть. Но только… пожалуйста… в последний раз… поцелуй меня, а? Обещаю, я больше никогда не вспомню…

Что тут было делать? Грэм подошел к Марьяне, — она жадно запрокинула навстречу ему лицо, — и наклонился. Ее рука потянулась к нему, тонкие пальцы нежно огладили его щеку. Он бережно отвел ее ладонь, нагнулся еще ниже и по-братски поцеловал ее лоб. Большего он сделать не мог, хоть режь его на куски. Марьяна разочарованно вздохнула.

— Какой ты… — с досадой сказала она. — Даже и не поцелуешь как следует… И почему ты такой холодный? Ну ладно, все, молчу. Обещала же, что больше не буду. Давай теперь займемся делом. Хорошо бы составить список тех вещей, которые понадобятся тебе… то есть, нам в путешествии.

5

Когда Грэм сообщал своим спутникам, что Марьяна плывет с ними, он ожидал бурных возражений, но просчитался. Илис даже обрадовалась и заявила, что очень рада появлению в их компании еще одной девушки. "Будет одним благоразумным человеком больше, — заявила она. — А то мне с вами двоими тяжко, знаете ли…". Роджер же повел себя так, словно ничего другого и не ожидал, чем жутко разозлил Грэма. Он многозначительно ухмылялся и всем своим видом показывал — он-то, мол, знает, что Марьяна поедет ними не только до материка, и разговоры о скором расставании — чушь. Грэму очень хотелось дать ему по физиономии, но он сдерживался.

Несколько дней, пока Марьяна занималась сборами, они провели в безделье, пользуясь гостеприимством Тарниса, который предоставил в их распоряжение весь дом целиком. Илис бродила по дому или по городу. Правда, ни разу ей не удалось ускользнуть одной, ее непременно сопровождал Роджер. Илис возмущенно вопила и требовала, чтобы он оставил ее в покое, но он был глух к ее жалобам. Грэм знал, что в городе она не раз пыталась избавиться от непрошенного охранника, но ничего не получилось: попробуй-ка скрыться от профессионального охотника за головами, когда он того не хочет. В Ште, правда, ей посчастливилось улизнуть, но с тех пор Роджер поднабрался опыта в общении с ней и ни за что не допустил бы никакой оплошности. Впрочем, теперь он больше походил на преданного телохранителя, нежели на охотника. Он берег Илис, как зеницу ока, только она никак не могла — или не хотела, — оценить его рвения.

Возвращаясь с прогулок, она произносила пространные монологи о том, какой тухлый и грязные городишко Ита. Но с каждым разом ее критика становилась все менее объективной, монологи — значительно короче, а скоро она впала в нездоровую задумчивость, которая очень не нравилась Грэму.

Пока Роджер и Илис прогуливались по Ите, он коротал время в одиночестве. На улицу он не высовывался: инстинкт самосохранения еще работал, и наткнуться на кого-нибудь из местных коллег по цеху или, что еще хуже, на охотников за беглыми каторжниками, Грэму не улыбалось. Он нашел себе занятие, обнаружив в доме Тарниса неплохую библиотеку. Книги не попадали в его руки с тех пор, как он убежал из отцовского замка, и теперь он опять с удовольствием начал читать. Большинство книг в библиотеке Тарниса, правда, были написаны на самистрянском языке, который Грэм знал очень плохо, на уровне общих фраз и ругательств, но несколько томов оказались на всеобщем. Когда Тарнис, время от времени появлявшийся в доме, наткнулся на Грэма, который сидел перед камином с трудом по метафизике в руках, он очень удивился.

— Вот уж не знал, что ты вообще умеешь читать!

— Ты многого про меня не знаешь, — отозвался Грэм самым своим высокомерным тоном. — Даже и не подозреваешь.

— Ты всегда был непредсказуемым мальчиком, — согласился Тарнис. — Ну и чего интересного вычитал?

— Да есть несколько оригинальных идей, — уклончиво ответил Грэм. — Метафизика — вообще своеобразная штука.

Тарнис удивленно задрал брови и молча удалился. С этого дня он стал появляться гораздо чаще, каждый раз словно нарочно отыскивал Грэма и заводил разговоры на абстрактные философские темы. Грэм, поднаторев в науках о высоких материях во время полугодового затворничества в отцовской библиотеке, без особого труда поддерживал беседу на должном уровне, чем вгонял Тарниса все в большую тоску.