Светлана Крушина - Голос дороги

Затем у Грэма состоялась беседа с Роджером, который очень хотел знать, что такого сказала ему подружка, если на нем лица нет. После разговора с Марьяной Грэм, действительно, снова помрачнел, осознав, что теперь число любопытных девушек в их компании увеличилось ровно вдвое. Причем если у Илис любопытство было нейтральное, то у Марьяны — заинтересованное. Хотя она и обещала не напоминать Грэму об их отношениях, скрывать свои чувства она не умела, и все принимала близко к сердцу.

— Не понимаю, почему ты так расстраиваешься, — сказал на это Роджер. — Марьяна — симпатичная девчонка, она тебя очевидно любит, так пользуйся этим! Если такая аппетитная девушка сама вешается тебе на шею, зачем ее отталкивать?

— Тебе этого не понять, — угрюмо огрызнулся Грэм.

— Это точно. Я бы уж не стал терять времени и терзаться угрызениями совести из-за того, что не могу ответить на ее высокие чувства.

— Не сомневаюсь.

— Дурак ты… Даже хуже — принципиальный дурак. Шел бы ты в храмовники, что ли, со своими принципами, — зло бросил Роджер и ушел, оставив Грэма в крайнем замешательстве.

Грэм ожидал еще и третей беседы — с Тарнисом, но, к счастью, обошлось. Лис только поинтересовался, когда и куда они отбывают, и спросил, правда ли, что Марьяна уезжает с ними. Грэм заколебался, стоит ли об этом говорить, но пока он раздумывал, Тарнис сделал какие-то выводы, и, не дождавшись ответа, кивнул и ушел. Сначала Грэм ждал последствий, хотя бы в виде выражения неодобрения со стороны бывшего учителя или вообще от сумеречной братии, а то и визита разгневанного дяди Марьяны, — но ничего не дождался.

Через день они вчетвером уже были на палубе медейского торгового парусника, который направлялся в порт Обооре. Грэм был рад, что, наконец, может ехать обычным пассажиром.

К несчастью, у Марьяны неожиданно началась морская болезнь, и поэтому девушка почти всю дорогу колодой лежала в своей каюте, зеленая, как водоросли. Ей в самом деле было очень плохо, и Грэму пришлось взять на себя роль сиделки. Хотя бы этим он мог отблагодарить Марьяну за все, что она для него сделала. Он почти не поднимался на палубу; ему удавалось подышать воздухом только когда Марьяне становилось получше, и она засыпала. Но было так холодно, что особого желания прогуливаться он не испытывал.

Роджер и Илис в этот раз вели себя необычайно тихо. Даже Роджер никого не задирал и с офицерами разговаривал вежливо. Те, впрочем, все равно от него шарахались, причиной чему была его устрашающая внешность, особенно перекошенный нос.

Наблюдая за ними, Грэм все крепче убеждался, что Роджер пропал. Трудно было сказать, чем Илис так привлекает этого головореза; вероятно, причиной всему была, как ни странно, ее взбалмошность, ехидство, дурной характер и полное пренебрежение к персоне своего добровольного охранника. К тому же Роджера заело, что Илис сумела сперва сбежать от него, а затем в драке взяла над ним верх. Пусть Илис победила с помощью магии, но результат-то был на лицо… и даже на лице.

Роджер проявлял невероятное терпение и даже кротость по отношению к ней. Ехидная Илис издевалась над ним, подшучивала и иронизировала, а он все сносил, только порыкивал, но рук больше не распускал, даже за мечи не хватался. Грэму очень хотелось знать, какие мысли бродят в его бритой голове, и какие чувства зарождаются в душе. Но Роджер, конечно, не спешил ни с кем делиться своими переживаниями.

Наконец, Марьяне стало намного лучше. К ней вернулся аппетит, и она, наконец, стала выходить на палубу. Улучшению ее самочувствия надо было бы радоваться, но Грэм, напротив, впал в тоску, поскольку Марьяна, оправившись, ощутила потребность в собеседнике. Быть может, она с удовольствием поболтала бы и с Илис, но та вечно где-то пропадала, и поток ее красноречия обрушился на Грэма. Марьяна не была такой уж болтушкой, но, поскольку они давно не виделись, у нее накопилось много такого, о чем она хотела бы узнать и о чем хотела бы поведать сама. У Грэма, однако, вовсе не было настроения углубляться в воспоминания, о чем он всеми силами давал ей понять. Увы, Марьяна не могла — или не хотела — его понять и говорила, говорила, говорила. Она успела рассказать, как жила в Ите прошедшие годы, как ей надоела Сумеречная гильдия и постоянный строгий надзор дяди, в последнее время ставший вовсе уж невыносимым, а потом, когда воспоминания ее иссякли, началось самое страшное. Марьяна приступила к расспросам.

— А где ты побывал за это время? Чем занимался?

Они стояли на палубе, облокотившись на поручень, и могли беспрепятственно любоваться зимним морем. Было холодно, но Марьяна утверждала, что совершенно не мерзнет в теплом меховом плаще, и вообще на свежем воздухе чувствует себя гораздо лучше.

— Всем понемножку, — отозвался Грэм, не поворачиваясь. Холодный ветер пробирал до костей, поскольку его одежда была гораздо легче, чем Марьянина.

Думал он совсем о другом. О том, что скоро наступит его двадцать второй день рождения, а значит, исполнится шесть лет с тех пор, как он ушел из отцовского замка. Уже шесть лет…

— То есть?.. — не унималась Марьяна. — Подожди, я вроде бы видела у тебя кольцо, — она взяла Грэма за руку, на мизинце которой блестело серебряное цеховое кольцо, и поднесла его ладонь почти к самым глазам. — Раньше его не было. Серебряное. Уважают тебя собратья, да? Где ты его получил?

— В Наи, — ответил он и не отнял руку.

— Давно?

— Да года полтора, наверное…

— Ты до сих пор официально числишься в гильдии? — Марьяна обхватила его ладонь двумя руками и стала почти неощутимо, очень нежно ее поглаживать.

— Ну… да, наверное. Марьяна, что ты делаешь? — до него, наконец, дошло, что происходит что-то не то.

— Прости, — покаянным голосом сказала Марьяна, но ладонь не отпустила. — У тебя такие холодные руки… Ты замерз?

— Нет, я…

— Когда ты уплывал на материк, — перебила она, словно не слыша, — я думала, я была уверена, что ты не останешься в этой грязи. Ты не такой человек, чтобы путаться с ворами. Я ошиблась, когда привела тебя к Фексу…

— Не понимаю, к чему все эти разговоры, — сказал Грэм и отобрал руку.

— К тому, что незачем тебе оставаться в гильдии. Это не для тебя.

— Двенадцать и Безымянный! — Грэм расхохотался и впервые за весь разговор взглянул на Марьяну. — Уж не хочешь ли ты наставить меня на путь истинный? Ну, так это не удастся. Честная жизнь не по мне. Я свой путь уже выбрал.

— Мой бедный, — прошептала Марьяна, приникая к нему. Грэм попытался отстраниться, но она уцепилась за его одежду, словно утопающий — за спасательный круг. — Мой любимый. Прости, я обещала, что буду молчать и никогда не заговорю о своих чувствах… но я не могу. Я знаю, что умру, если не прикоснусь к тебе. Знаешь, когда ты уплыл, я долго не могла успокоиться. Я думала, что жизнь окончена. Я не знала, жив ты или нет, ведь ты был такой шальной, постоянно искал неприятностей. Я представляла тебя мертвым и без конца плакала; если ты мертв, думала я, тогда и мне лучше умереть. Представляя тебя мысленно с другими девушками, я задыхалась и сходила с ума от ревности. Дядя считал, что все это пустое увлечение, что это пройдет. Я тоже так думала, пока ты был в Ите, поэтому и отпустила тебя с легким сердцем. Если бы я знала, что это не пройдет, ты бы так просто не уехал. Теперь я смотрю на твою подругу… и завидую ей…