Юрий Валин - Дезертир флота

Рыжая смотрела исподлобья:

– Я тебя обижать не хотела. Только врешь ты. И дом у тебя был, и говорить ты умеешь не как селянин неграмотный.

– Я не говорил, что неграмотный. И вранья никакого нет, если я решил, что у меня дома не было, – мое право.

Зашевелился фуа:

– Что вы расшумелись? Случилось чего?

– Да нет, ты спи, спи. Сейчас мы доедим и по коням, – успокаивающе сказал Квазимодо и звякнул котелком.

– Что вы доедите?! – Ныряльщик встревоженно сел и закряхтел от боли.

Рыжая засмеялась.

– Не дергай! Лягушка, задницу легче! – Рыжая не давала покою никому.

Они двигались среди безлюдных холмов уже седьмой день, и Квазимодо считал, что делает определенные успехи. Он держался на лошади вполне уверенно, частенько буланая лошадь понимала всадника по одному движению колен. Конечно, вор не обольщался – и до очень среднего наездника ему было далеко. Но он мог ехать, и совершенно самостоятельно.

Холмы стали ниже. Утром путники заметили заросшее, но, очевидно, не так уж давно брошенное поле. Рядом торчали остатки глинобитной хижины. Близились обжитые места.

Поскольку лошадь уже не поглощала все без исключения внимание, вор обдумывал дальнейшие планы. Ни в деревню, ни в город в таком виде соваться нельзя. Не говоря уже о некоторых нечеловеческих странностях в облике друзей, любой добропорядочный староста сочтет своим долгом вздернуть столь подозрительных бродяг на ближайшем суку. Или, по доброте сердечной, забить в колодки и отправить для разбирательства к ближайшему лорду. Ни тот, ни другой вариант Квазимодо не устраивал. Хватит с нас лордов многомудрых.

Нужна одежда, обувь и вообще приличный вид. И хорошая история, которую можно втюхать стражникам. Стражники – они ведь везде имеются. Сам Квазимодо блюстителей порядка не слишком опасался – знал на практике, как уклониться от нежелательной встречи. Кроме того, город Канут одноглазый инвалид посещал впервые, и, следовательно, претензий к убогому юноше там быть не могло. Пока по крайней мере. Ну а то, что бродяг нигде не любят, – куда от этого денешься? Другое дело – рыжая и фуа. Квазимодо понятия не имел, как в Кануте относятся к даркам. Во многих городах и деревнях к нечеловекам относились мирно, по-соседски, и даже ценили за редкие способности. Но иногда вспыхивала непонятно откуда взявшаяся вражда, и тогда лилась кровь, одни азартно убивали других, тела прибивали к воротам, из кожи бывшего соседа шили сапоги и очень гордились обновкой. Квазимодо таких крайностей решительно не понимал – во время свар, когда никто никому не доверяет, не только воровать затруднительно, но и просто выжить бездомному человеку сложно.

В общем, в деревнях делать нечего. Кроме как пожрать, там ничего не достанешь, да и то – если на сук сразу не потащат, будут всем обществом следить, как бы гости прохудившееся ведро не сперли. В город соваться сразу тоже не стоит. Возможностей там больше, но фуа в одной набедренной повязке туда везти никак нельзя. Может в зверинец угодить из-за лап своих глупых. Теа… Она, конечно, в Кануте когда-то бывала. Но с тех пор много лет прошло. По внешнему виду в ней оборотня только редкий знаток заподозрит. Особенно если рыжая рот свой зубастый разевать не будет. Но на кого она похожа? Сапоги богатые, да уж слишком диковинные. Тряпье шелковое, но уж такие тряпки помойные. На голове – пакля. Была бы одежка чуть поприличнее – могла бы рыжая за шлюшку сойти. Нет, это вряд ли – ни за что не согласится. Лучше всего в город самому сходить. Вот только как бы гордых да впечатлительных сотоварищей не обидеть.

– Ква, тюфяк пыльный, я тебе сколько раз говорила – полностью мышцы расслабь. О чем думаешь? До ужина далеко.

– О городе думаю, – пробормотал вор, поспешно принимая правильную позу.

– Давайте остановимся и вместе подумаем, – предложил фуа, с гримасой вынимая из стремени больную ногу.

– Если останавливаться то и дело будем, до города никогда не доберемся, – прикрикнула рыжая. – Давай, Ныр, вперед езжай. Учись.

Фуа вздохнул и тронул коня. Несмотря на явные успехи, искренним поклонником верховой езды он так и не стал.

– Повод не дергай, – не преминула напомнить рыжая. – А ты колени держи ровнее. – Это относилось уже к одноглазому всаднику.

Квазимодо поправился. Теа направила жеребца рядом.

– Ты, Ква, дергаешься, когда я говорю, как будто я тебя бить собираюсь. – Говорила рыжая приглушенно, и в ее голосе слышалось явное недовольство.

– Я побыстрее научиться хочу, пока от задницы хоть что-то остается.

– Научиться ты хочешь, а еще поиздеваться хочешь над «девкой рыжей»? – угрюмо пробормотала Теа.

– Чего это – «издеваться»? Что я, другого повода для шуток не найду? – удивился вор.

– Откуда я знаю, какой ты повод нашел? Ты крыса хитрая. Я тебя знаю, – мрачно и не очень последовательно сказала девушка.

– Ну да. От тебя ничто не укроется. Да не буду я над тобой издеваться. Разве что пошучу иногда. Мы ведь с тобой почти родственниками стали.

– Когда это? – мгновенно напряглась рыжая.

– Когда рядышком блевали, – пояснил вор. – Такое не всем дано.

– Червяк тупой! – разгневанно зашипела девушка и послала жеребца вперед.

– Эй-эй! – Квазимодо пришпорил пятками свою кобылу и догнал рыжую. Фуа сказал вслед обоим что-то нелестное.

– Теа, я ничего обидного не имел в виду, – сказал вор, пытаясь заставить буланую снова идти рядом с жеребцом.

– Я поняла. Не издеваешься, не смеешься. Честность из тебя, одноглазый, так и прет. Ящер грязномордый.

Вор сморщился:

– Что ты ругаешься? К людям подъезжаем, ты там всех распугаешь. Я же за своим языком слежу?

– Да ты и без ругательств задеть умеешь. Не мог не напомнить мне про слабость мою?

– Вот аванк тебя вразуми, какая же это слабость? – рассердился вор. – Слабость – это вон у Лягушки. Он по ночам, когда колени разогнет, леди свою сладкую вспоминает. А мы все сразу пережили. Пусть другие что угодно думают – мы с тобою знаем, как было.

– Недостойно это воинов, – прошептала Теа, упорно глядя в сторону.

– Попали, что могли – сделали, – мрачно сказал вор. – Мы же не из сказок герои какие-нибудь. Что теперь головой биться? Я и сейчас ничего лучше придумать не могу, чем мы сделали. Нечего сопли жевать. Я тебя о другом спросить хотел – ты когда последний раз в городе была?

Рыжая глянула с ненавистью. Глаза у нее влажно блестели.

– Что ты пристал? Говорила же – я была в Кануте двадцать весен назад. Или для тебя это такие времена незапамятные, что ты и поверить не можешь?

– При чем здесь времена? Что ты на меня сегодня тявкаешь все время? Я тебя вообще про любой город спрашиваю. И не просто так.

– Еще была в Калатере, – буркнула девушка. – Давно, еще маленькой. Меня отец возил. Тогда мир был.