Елена Товбаз - Студент поневоле

Я смотрел на бегущие созвездия и думал, что даже в этой стремительной гонке всегда есть место романтике, особенно если это гонка за приключениями. И вихрь, откликаясь на мои думы, ерошил мне волосы, а у Верении они и вовсе стояли дыбом, а в кармане у меня вдруг застонало Зеркало.

— Норд?

— Это услаждает уши, но не желудок. Когда поёт волшебная раковина мне становится всё хуже и хуже…

— Что такое?

— Неужели не понятно? Морская болезнь у меня….

— У тебя? Как у тебя может быть морская болезнь? У тебя ведь нет ни желудка, ни вестибулярного аппарата…

— Фактически — нет, но теоретически…. О-ой… меня сейчас вывернет наизнанку…

— Только не в моём кармане! — я поспешно вытянул его наружу.

— Гипотетически, болван! Положи меня обратно. Там мне спокойнее.

Гм, видать у него и вправду морская болезнь. Ведь обычно Зеркало ненавидело лежать у меня в кармане и всегда просилось наружу. Но не теперь. Однако у меня созрел вопрос, пока я слушал дивное пение дуэтом.

— Слушай, Норд! А помнишь, ты говорил, что из волшебных предметов только ты говорящее? А вот же и Раковина поёт.

— Так ведь поёт же, — пробормотало Зеркало. — А не разговаривает. Только петь и умеет, и то если моряк затянет песню. Всё! Не трогай меня. Мне плохо… О-ой…

Ладно, пусть уж лучше молчит.

Командор закончил петь и вернулся в каюту, а Раковина ещё долго выводила нежные рулады, и корабль нёсся на всех парусах. Потом запели и матросы, но совершенно другую — свою песню.

— Этому учат в академии, — улыбаясь сказала Верения и подставила лицо ветру.

— Петь? — уточнил я.

— Этому тоже, — рассмеялась девочка. — А по большому счёту учат управлять кораблём, разговаривать с ветром и морем, приспосабливаться к погоде и усмирять шторм, понимать морские глубины и положение звёзд. А ещё, — нырять и дышать под водой, ходить по волнам и звать морскую живность — всё это возможно с заколдованной раковиной, и многое другое.

— Здорово! Я бы не отказался там поучиться.

— Ты и так уже «превращатель».

— Сама ведь знаешь — одно другому не мешает.

— Ну да, к тому же в Академии учатся всего четыре года. Два из них на суше, а потом ученики получают звание юнги и отправляются в море на два года и получают там свою первую ракушку, — Верения ненадолго умолкла. — … На суше АМБу возглавляла моя мама.

— Что возглавляла?

— АМБу. АМБа — это сокращённо Академия Морских Бродяг.

— А… М… Б…а? Ты про «а» забыла. Как расшифровывается последнее «а»? Верения рассмеялась.

— Нет, не забыла. Никак. Сначала было АМБ, а потом кто-то, то ли шутки ради, то ли от нечего делать или по ошибке, назвал академию АМБой. Так и повелось АМБа и АМБа. Сейчас все так говорят, и никто не задумывается почему.

— Интересно.

— Так вот, мой отец тоже руководит Академией, но в море. Он принимает стажёров на свой корабль, и попасть на Золотую Ракушку это огромная честь. Сюда направляют лучших учеников АМБы… А за маму пока Гильбер — мамин брат, двоюродный.

— А что ж ты сама здесь не обучаешься? При таких-то родственниках.

Верения вздохнула:

— Вообще-то, я всегда хотела быть «написателем», и как только мне исполнится пятнадцать, вернусь в УМ и поступлю туда уже по настоящему. Надеюсь, к этому моменту всё изменится, и в университет станут принимать и девушек. И потом, у меня нет ни голоса, ни слуха.

Родственная душа, однако!

— А это так важно? — поинтересовался я на всякий случай.

— Как слышишь! — расхохоталась она.

Да-а, а я уже раскатал губу. Видать, не бывать мне студентом Морской Академии. Разве ж могу я своим пением усмирить бурю? Устроить жуткую какофонию, от которой паруса просто раздерёт в клочья — это пожалуйста… Н-да.

Мы ещё немного постояли у борта, любуясь звёздным небом, дыша солёным ветром и слушая хрустальное пение, а потом отправились спать. Вернее нас загнал спать Командор вместе с магистром. Верения скрылась за таинственной дверцей в глубине каюты, меня устроили на диване прямо в каюте капитана, а Линк прихватив тюфяк отправился в кают-компанию в носовой части судна, под баком.

Утро приветствовало нас слепящим солнцем и жарой. Мы позавтракали сухим печеньем, вяленой рыбкой, салатом из морской капусты и принесённой с собой снедью от Агнессы и запили всё это капитанским сбитнем. Во время завтрака Зеркало время от времени издавало глотательно-икательные звуки, чем немало портило мне аппетит.

После завтрака Командор приказал бросить якорь, и мы остановились. По-прежнему стоял штиль, и было так жарко, что казалось сам морской воздух обжигал. Остро пахло водорослями. Спокойное море сверкало, слабо перекатывая волны под ослепительным солнцем. Теперь эта жара проникла и на корабль, и я давно уже снял рубашку, закатал штаны и рукава футболки и ходил по палубе босиком.

— Смотри не сгори, — предупредила Верения. — В открытом море это легко. И не заметишь.

Она принесла мне какую-то чудодейственную мазилку защищающую от ожогов. Не сказал бы, что и запах у неё был чудодейственным, но вполне терпимым.

— А чего мы остановились? — намазывая руки и плечи, озирался я. — Уже прибыли на остров Адонисов?

Однако никакого острова или рифа, или клочка суши вокруг не наблюдалось и на горизонте тоже.

— Нет, до острова ещё пять узлов, — ответила Верения. — Просто как раз сегодня — Посвящение. Идём, посмотрим.

Посвящение? Снова? Что ж, посмотрим. Прекрасно, когда на это можно просто посмотреть со стороны. На личном опыте я убедился, что на посвящение в этом мире лучше следить издалека, чем в нём участвовать. Но возможно в этой их АМБе совсем по-другому посвящают. Не так радикально. Я сказал об этом Верении, и она ответила:

— Конечно. В Академии это намного безопасней. И для ныряльщиков, и для зрителей.

Мы пошли смотреть, протиснувшись сквозь группу матросов. У правого борта цепочкой выстроились загорелые юноши и девушки примерно моего возраста — десять человек. Юноши все в набедренных повязках, а девушки — в купальных костюмах, похожих на купальники их моего измерения, только более закрытые.

Перед ними расхаживал Командор и что-то разъяснял. И тут же в огромной серебряной чаше, больше похожей на тазик, лежала волшебная раковина.

— Они готовятся к поиску своей ракушки, а отец объясняет им условия, — по ходу рассказывала Верения. — Во-он там, впереди песчаная отмель, усеянная ракушками. Ребята должны нырнуть с борта, доплыть туда и отыскать свою первую ракушку, а потом вернуться сюда с ракушкой во рту и положить её в чашу с волшебной раковиной. Именно так достаётся первая раковина и присваивается звание младшего матроса.

— То есть, юнги добывают её сами.

— Да, свою раковину полагается добыть самому. Первую раковину берут с отмели. Со второй сложнее, её достают со дна морского. Это настоящее испытание и экзамен для выпускников академии.