Тиа Атрейдес - Дети Грозы

Первым побуждением было скорее вернуться, остановить ее, запретить сегодня идти в башню — и только тогда разбираться с тем, что сейчас приближалось к кабинету Его Величества. Но связь Шу с Источником слишком окрепла. Как бы башня Заката не взбунтовалась и не притянула ее против воли, не дождавшись обещанного. И так прошлой ночью Шу снилась мать, снились ураган, дождь и башня. Этой ночью тоже: Дайм еле удержал её, проникнув в сон, иначе она бы ушла в башню, не просыпаясь, так сильно было её желание — и зов Источника. И тогда… нет, нельзя думать об этом, слишком сильно страх действует на вероятности.

Король ждал во всеоружии: на его столе лежали папки с делами из Тайной Канцелярии и жалобы на придворного мага, чудом уцелевшие в магистрате.

Едва Дайм успел произнести:

— Похоже, Рональд приготовил нам знатную пакость…

Как в приемной послышался топот, возмущенный голос секретаря и еще более возмущенный — сашмирского посла:

— Немедленно! Срочная дипломатическая нота категории Анте!

Дайм выругался вслух, не смущаясь короля — почти теми же словами, что Его Величество. Война? С Сашмиром?! Рональд сошел с ума, если думает, что это сойдет ему с рук!

Дверь открылась, впуская зеленого, но по-прежнему невозмутимого секретаря.

— Мы изволим дать аудиенцию, — рявкнул Мардук, не дожидаясь его слов.

Секретарь молча посторонился, пропуская сиба Русаахаджи. Тот ворвался, потрясая листом бумаги, пахнущим горькими духами и приторной смертью.

— Приветствую Ваше Величество! — Церемониальный поклон в исполнении разгневанного посла походил на серию фехтовальных выпадов. — Приветствую Вашу Светлость! — он выплюнул эти слова, словно древесная жаба кри — липкий сгусток яда.

— Приветствуем дорогого друга, посланника возлюбленного кузена, — голосом, способным заморозить тот самый яд еще во рту у жабы, ответил Мардук.

Но посол не внял. Вокруг него завивались эманации темной магии: тщательно и оригинально сработанное наваждение ненависти, как и следовало ожидать, без малейших привязок к магу-автору. Это недвусмысленно указывало на мага категории зеро — но даже Парьен не смог бы доказать, что его сотворил Паук Тхемши, а не Лерд Ледяных Баронств или, например, Седьмой Красный Дракон, а то и дух Ману Одноглазого.

— Мы требуем справедливости! Именем Светлой, оскорбление, нанесенное Сашмиру в лице родов Русаахаджи и Лусааима, родственников самого Светлейшего Магаджубея, будет смыто лишь кровью. Сашмир объявляет Империи Долг Чести. — Посол положил перед королем надушенный смертью листок и указал на Дайма. — Единственная возможность избежать войны — Бусиг-да-хире…

Бусиг-да-хире? Бедняга посол, когда он опомнится, ему самому придется совершить обряд, имя которого в переводе с древнесашмирского обозначает «расцветающие алым ирисом на белом льне внутренности». Этот обряд благородного самоубийства «во искупление», занесенный, как зараза, с островов Карум в глубокой древности, чаяниями Хисса прижился в десятке восточных государств — и слава Светлой, так и не докатился до Империи.

Осторожно прощупывая наваждение, Дайм проклинал собственную непредусмотрительность — и остатки веры в человечность политиков. Листок, исписанный витиеватым убористым почерком, не скрывал печальной истории. Племянник посла, милый и не обремененный предрассудками Хусса, повесился этой ночью от «несчастной любви» того же происхождения, что и гнев сиба Русаахаджи. Юноша оставил слезливое и пафосное письмо в духе сашмирских эпосов с единственным смыслом «соединиться с возлюбленным Даймом, принявшим в залог вечной верности юношескую честь, в чертогах Светлой покровительницы любви, раз жестокая судьба не позволила этого сделать здесь». Несчастный мальчик поплатился за жизнью за чужие интриги, и виноват в этом только Дайм…

Потом. Сокрушаться и жалеть птенца — потом. Если выживем. И никаких если. Ловушка — дело рук Тхемши и его ученика. На Бусиг-да-хире они не рассчитывали, только отвлечь, потянуть время — хоть час, хоть полчаса: перехватить Шу, пока она уязвима. А вот не выйдет…

Дайм перебирал нити заклинания в поисках хоть какого кончика.

— …немыслимое унижение! В нашем роду никогда не было… — возмущался посол.

Шисов лицемер! Забыл подумать о мальчике, когда подкладывал в постель влиятельным вельможам? Мага разума не обмануть невинным взглядом — Дайм прекрасно знал, для кого и когда раскрывались нежные губы и туманились страстью вишневые очи. Дайм бы рассмеялся, если бы куклой управлял не столь серьезный враг.

— Не горячитесь, дорогой друг, — ледяным тоном прервал посла король. — Не думаю, что наш возлюбленный кузен Магаджубей одобрит столь поспешные ваши действия.

Проклятое наваждение! Не снимается… нити сплетены слишком хитро. А время — время уходит! Распутать клубок нужен час, да оно и само через час рассеется. Но в запасе нет и трех минут… Сейчас Шу выйдет из защищенной комнаты, отправится в башню — одна!

— Необходимо провести расследование. Мы всемерно осознаем глубину вашего возмущения и так же возмущены происками… — Мардук плел словесные сети, хоть ненадолго способные удержать посла от непоправимого: формулы объявления священной войны.

«Светлая! Помоги! — на пороге отчаяния звал Дайм. — Останови его… останови ее…»

Нити не поддавались, а сил разорвать их — не было. Не хватало совсем немного. Той самой пинты крови, отданной на ритуал, той капли, потраченной на сны. Замороченный сашмирец приближал ритуальную бойню, не понимая, что творит. Наваждение ухмылялось и скалило острые желтые зубы в седую бороденку, хихикало: «Выбирай, светлый! Мир или Шу? Война или смерть? Что бы ни выбрал, проиграешь».

Нити… контуры… связи… символы… и лишь один ключ. Настолько простой, что не обойти — или согласиться, или ждать. Всего час. Но Шу уже не будет…

Последние секунды утекали. Вибрация подготовленной Рональдом сети жгла кожу. Источник звал Шу, сметал бархатной тигриной лапой ее сомнения и страх — вместе с надеждой Дайма успеть, сотворить невозможное и переиграть мага-зеро. За зовом Источника Шу не слышала другой опасности, и готова была перейти линию заклинания: Дайм чувствовал отделяющие ее от смерти шаги, как последние удары собственного сердца.

Только один путь обещал отсрочку. Не войну и не смерть… не смерть Шу.

— Я готов. — При звуке его голоса посол и король замерли. — Если Сашмиру моей виной нанесено оскорбление, я смою его своей кровью…

Он говорил — медленней, чем пески засасывают древнюю столицу Ирсиды — и сливался с темным заклинанием, не обращая внимания на рвущую, обжигающую боль чуждой стихии. Он становился дрожащими в предвкушении нитями, он сам ухмылялся злорадно в жидкую бороденку и щурил узкие глаза: «Немыслимая удача! Щенок Дукрист попался на примитивную удочку!»