Татьяна Каменская - Ожидание

Ну что же! Пусть! Сейчас она не боится быть такой, какой она есть. Красивой или безобразной, молодой или старой, умной или глупой. Сейчас или никогда, но она выскажет всё, что накопилось у неё на душе. Но мужчина, вдруг наклонился над жен-щиной, и мягко прикоснувшись языком к тёмному пятну на груди, припал к нему. И вдруг тотчас, горячая волна обдала Нику, поднялась к самому горлу, ударила в голо-ву, закружила её, заставив закрыть глаза, а затем горячий поток рванул вниз, к са-мому её естеству, и, наконец, захватив её всю, без остатка, словно пленницу, сковал её тело страстью и толкнул её к тому, кого она желала всегда, и всю свою жизнь.

— О, небо! — шептали её губы. — Я не могу…

— Не надо! Молчи! — шептали его губы. — Дай мне шанс. Дай! Не говори мне ни-чего. Ничего, кроме того, что ты любишь меня! Скажи мне это! Скажи!

Его губы находили её губы. Его дыхание смешивалось с её дыханием. Его сильное те-ло, его руки сжимали её в объятиях так, что не было сил, и даже помыслов вырваться из этого плена, а наоборот…Эта сила порождала стремление к ещё большему её позна-нию, к обладанию ею, к радости подчинения ей…

— Скажи, что любишь! Скажи! — неистово шептал хриплый от страсти мужской голос.

Там, где-то там внутри Ники зарождалось что-то большое и огромное. Оно надвигалось, нарастало вместе с той дикой страстью, которая заставляла двигаться эти два прекрас-ных, красивых тела в едином ритме. Ритме, рождённым чувством желания и любви. Да-да! Любви! Иначе, отчего её тело вдруг рванулось вверх, словно почуяло ту верши-ну счастья, которую так часто путают с наслаждением.

— Люблю! — готова была кричать Ника, словно проваливаясь в эти мгновения куда-то в бездну, или наоборот, возносясь к небесам. — Люблю! Больше всего на свете, и может даже больше самой жизни…

Но эти слова лишь эхом отдавались где-то там, внутри её, потому-что губы Володи впиваясь в её губы, а затем, отрываясь на мгновение, что — то шептали ей. Что? Когда Ника как — бы очнулась, слова Володи удивили её:

— Тише! Тише милая! Мы разбудим детей!

— Детей? Ах да. Как — же она могла забыть о самом главном.

Володя сжимал её в своих объятиях, когда, выждав некоторое время, отдохнувшая от бурных минут любви, Ника приподнялась над Володей, и заглянула ему в глаза.

— Ты мне опять что-то хочешь сказать! — нежно касаясь губами кончиков её ушей, произнёс Володя, и тихо засмеялся. — Непоседа! Почему я всегда боюсь, когда ты вдруг начинаешь говорить со мной. Я, старый вояка, воевал в Афганистане, бывал в Таджи-кистане, и на Кавказе не кланялся бандитским пулям… Да и мало ли где я был, и с кем разговаривал, но поверь, мой славный и милый Стриж, я никогда никого не бо-ялся, а вот тебя я знаю с детства…и боюсь!

— Ты меня боишься? Вот глупости! — встряхнула чёрной гривой волос Ника, и те упав с её плеч, рассыпались веером по груди мужчины, застывшего в ожидании.

— Ну! Так что я должен услышать сейчас?

— Я беременна!

— Ты?

Глаза Володи вдруг сверкнули в полутьме, и резко, отбросив от себя простыню, он сел на кровати. Испуганно отшатнувшаяся Ника ошеломлённо смотрела на него.

— Ты беременна? И от кого-же? — услышала она спокойный голос, и что-то странное и страшное почудилось ей в этом голосе, так что, обхватив Володю тесным кольцом рук, прижавшись щекой к его спине, Ника торопливо зашептала:

— От тебя милый. От тебя! В первую же ночь нашей встречи, в первую…

— Этого не может быть!

Резким движением Володя поднялся с кровати, и стал натягивать на голое тело ру-башку.

— Почему ты мне не веришь? Уже месяц прошёл с того дня. Даже больше меся-ца! — поправилась Ника.

Она смотрела на Володю, ничего не понимая. Почему он ведет себя так странно? Что здесь такого страшного?

Ника вздохнула, сложила ладони рук вместе, поднесла их к губам и лукаво улыбнулась:

— Я понимаю тебя! Ты хочешь сказать, что в наши с тобой годы детей уже не заво-дят! Хотя мне всего тридцать семь, а ты как мужчина просто великолепен для своего возраста, и навряд ли, кто даст тебе больше тридцати пяти… А ещё, у моего брата жена родила ребёнка в сорок три года, вернее в сорок четыре, и поверь, это настоящий вундеркинд. Ты бы его видел. Просто гений! И в этом возрасте дети рождаются очень умные, я это знаю…из книг и журналов, и даже из своей медицинской практики. Од-нажды у нас в отделении лежала с сыном такая вот " бабушка"…

Что она болтает? Да когда же иссякнет этот словесный вздор, который так и льётся из её рта. Неужели Володя не остановит её, не крикнет, ничего не скажет, а будет всё также молча стоять у окна, курить сигареты одну за другой, и смотреть на яркое ночное небо, ожидая, пока ему наговорят кучу всякой ерунды.

— А впрочем, ты не расстраивайся! Я просто так тебе это сказала. Ещё ничего не ясно, а если что-то и будет, то недолго и аборт сделать. Подумаешь, беда!

Ника пожала плечами. Но наверное, она всё-же вывела Володю из себя, потому-что он вдруг развернулся, резко по-солдатски, словно на плацу, и голосом, почему — то дрожа- щим и прерывающимся, произнёс:

— У тебя…не может быть…беременности от меня. Не может! — повторил он, подни-мая руку и пресекая её попытку что-то сказать. — После ранения и плена я болел. Долго болел и лечился! И если было восстановлено одно…то другое стало невозмож-ным… И сын мой приёмный! И моя бывшая жена, ушла от меня может и по этой причине. И я не осуждаю её! Какой женщине не нужен ребёнок? Какой?

— Но я беременна от тебя, это верно, как и то, что Гера твоя дочь. И я, не совсем понимаю тебя…

— А я тебя?

Володя склонился над Никой, и больно схватив её за плечи, притянул к себе ближе.

— Зачем? Зачем тебе это нужно? Я и так предлагаю тебе выйти за меня замуж, а ты… ты вздумала меня шантажировать? Зачем? Для чего?

— Что? — Ника, возмущённо крутанулась в руках Володи, так что её длинные воло-сы взметнулись веером и ударили мужчину по лицу.

— Шантажистка? Я тебя шантажирую? Будь же ты проклят вместе со своим предло-жением и со своей любовью. Будь проклят!

Подхватив простыни, она рванулась бежать, но Володя схватил взметнувшийся белый конец, потянул его на себя. Материя затрещала, и Ника, вдруг всхлипнув, отпустила простыню, которая тут-же повисла в руках Володи. Ника попятилась к двери, и опять рванувшись, выбежала из комнаты.

Она заскочила в спальню, где спал Данил, и быстро юркнула к нему под одеяло. Ре-бёнок крепко спал, иначе он бы заметил или услышал этот лёгкий шум в комнате, и мать, тесно прижавшуюся к нему, и звуки, похожие на рыдания. Но он спал, и ему было всё равно. Ничто в этом мире не тревожило его. Пока что! Ничто!

Поезд набирал скорость. Тук-тук, тук-тук, тук-тук!

Там, на перроне остался тот, от кого казалось, зависела вся жизнь Ники. Её и того, кто рос в её теле. Дети, притихшие и серьёзные, смотрели в окно и ничего не спраши-вали, ничего не говорили. Они словно понимали, как плохо сейчас их матери. И хотя, она проплакала всю ночь, но выдержка у ней всё ещё осталась. И сейчас, в данную ми-нуту, ничто не заставит её пролить хотя бы одну слезинку.