Татьяна Каменская - Ожидание

— Неужели начальство не видит, как вы пьёте на работе? — возмущенно спрашивала она Анатолия, и он, глядя на Нику наивными сонными глазами, пожимал плечами и отве-чал: — А, что тут такого? Мы пьем после работы. Никому не мешаем! Да и пьем мы, на "левые" заработанные, и своё не пропиваем…ни-ни…

Ника в отчаянии бросала:

— Увольняйся! Сиди дома, или иди работать куда — нибудь в кооператив.

— Там без меня хватает работяг! — отвечал Анатолий, и сонно хлопая глазами, брёл в спальню.

А однажды он пришёл с работы трезвый, и, бросив на стол пачку денег, сказал, зло ус-мехнувшись:

— Ну, вот и всё! Расчет по полной программе!

— Что случилось? — спросила Ника спокойно.

— Сократили! Триста шестьдесят человек. И это не всё!

— Ну что же, будешь сидеть дома! — весело произнесла Ника, обращаясь к сынишке, ко-торый за столом собирал конструктор. — Будешь заниматься детьми, школой, хозяйством…

— Я тебе что, баба разве? — зло прошептал Толик, и, хлопнув дверью, выскочил в ко-ридор.

Ника растерянно посмотрела на Данилку, погладила его по голове. Мальчик смотрел на мать круглыми черными глазами, и в них она читала вопрос.

— Ничего! Всё хорошо, мой милый! Всё хорошо!

Она тяжело села на стул. Что-т о ей не здоровится последнее время. Чувство какое-то нехорошее, словно она устала от всей этой жизни. И ещё тошнота! Она выворачивает её тело наизнанку, и, кажется, у неё просто нет сил, чтобы терпеть это состояние. Но Ника знает, отчего всё это, ведь у неё уже четыре месяца беременности, пошел пятый. Она не хотела её оставлять, но Толик уговорил. Он так хотел дочь. Да и Нике почему-то стало жалко…

Да, она знает, каким нежным и заботливым отцом был её муж. Он сам купал сына, пе-ленал его не хуже любой женщины. И когда встал вопрос об аборте, Анатолий твёрдо зая-вил, что ему нужна дочь, его родная дочь.

Ника понимала его. У его родителей было всего два сына. Девочки в их семье не води-лись. Вздохнув, Ника потерла ладонью поясницу. Уже становится тяжело! И это, в трид-цать два года. А что будет, когда ей исполнится пятьдесят лет, шестьдесят?

— Ах, дожить бы до этих дней! Посчитала бы за счастье! — подумала Ника, направляясь в зал.

На веранде громко хлопнула входная дверь, и в прихожую кто-то вошел. По времени это должна быть Гера, хотя только она умудряется так закрывать двери, что после неё долго звенит маленький колокольчик на дверях, а стёкла в окнах веранды поют долго и жалобно, словно тоже жалуясь на эту несносную девчонку. Но сегодня дверной колоколь-чик не срывается с двери, и не захлебывается в истеричной трели. Значит Гера не одна! Слышен её весёлый смех, и негромкий разговор.

— Мама, а я с Сашей пришла! — послышался, наконец, её звонкий веселый голос из прихожей.

А вскоре дочь появляется вместе со своим другом в зале. Для одиннадцатилетней де-вочки она несколько высоковата, но Ника знает, она сама выросла сразу, ещё в пятом классе. И это не беда, что Гера кажется совсем худой и хрупкой. Придет время, всё нарас-тет. Хотя, дочь ещё едва ли что понимает в девичьей красоте. Она совсем по-детски тя-нет за руку высокого, худенького паренька, который, смущаясь, здоровается с Никой. Она с удивлением смотрит на паренька, и, улыбнувшись, спрашивает:

— Саша, ты что же, не по дням, а по часам стал расти? В прошлый раз со мной на-равне был, а теперь на целую голову выше…

— А он дядей Стёпой- великаном решил стать! — проговорила Гера с набитым ртом.

Она уже сбегала на кухню, и теперь появилась в зале с банкой клубничного варенья, в ко-торую пыталась затолкать большой ломоть хлеба.

— Да, что же ты делаешь? — воскликнула Ника, отбирая банку с вареньем у дочери. — Всё ведь прокиснет!

— А я и Саша кушать хотим! Целый час со стадиона пешком топали. — заканючила Гера,

но Саша, опять смутившись, произнёс:

— Нет, нет! Гера, пожалуйста, перестань. Я не хочу есть!

— А ну, живо за стол! — скомандовала Ника, подталкивая детей к кухне. Саша, громко вздохнув, уселся нехотя на стул, глядя с укоризной на Геру. А она, хитро подмигнув ему, уже металась по кухне.

Дети кушали и о чем-то болтали между собой. Ника с Данилкой разбирали в зале оче-редную модель конструктора, когда в комнате вдруг раздался Сашин голос.

— Спасибо за обед!

Ника улыбнулась:

— Пожалуйста! Поправляйся на здоровье!

— Мама! Саша тебя хочет о чем-то попросить!

Гера подошла, и встала рядом с мальчиком, загадочно улыбаясь.

— О чем-же эта просьба?

Саша смущенно произнес:

— Через неделю мы уезжаем в Германию. Можно я буду писать вашей Гере письма.

Ника смотрела на мальчика, обещавшего стать красивым, высоким и стройным пар-нем, а потом мужчиной через какие-то три — четыре года, и ей вдруг стало страшно. Неу-жели всё повторяется в этой жизни? Круг за кругом, виток за витком. Она и Володя, а те-перь их дочь и этот мальчик…

— Ну, мама, ты, почему не отвечаешь? — Гера, обиженно поджав губы, смотрела на неё.

— Конечно, Саша пиши! Думаю, что Гера тебе обязательно ответит! — тихо ответила Ни-ка, глядя с грустью на этих двоих, по сути дела ещё совсем детишек, внезапно выросших, но ещё не осознавших, что детство уже уходит от них, оставляя их на пороге новой стра-ницы жизни.

Мальчик серьёзно посмотрел на Нику и вежливо произнёс:

— Спасибо!

— Пожалуйста! — улыбнулась устало в ответ женщина.

— Ешьте на здоровье! — весело добавила Гера, и, схватив Сашу за руку, потащила его во двор.

Ника тоже подошла к окну и стала смотреть на них, девочку и мальчика, о чем-то ожив-ленно беседующих друг с другом. Гера, подпрыгивая, что-то объясняла Саше, а он смотрел на неё сверху вниз добродушно, с интересом, изредка улыбаясь чему-то. А иногда, он что-то говорил ей, этой шумной, весёлой девчонке, с копной темно-русых волос, непокор-ными волнистыми прядями выбивающихся из-под легкой шапочки. А она смотрела на не-го огромными ярко-голубыми глазами, а затем, запрокинув голову, смеялась чему-то гром-ко и весело.

Женщина вздохнула.

Да! Всё повторяется в этой жизни, всё повторяется! Как двадцать лет назад, как сто, и даже тысячу лет назад! И, наверное, через сто тысяч лет, вот также будет стоять худень-кая тоненькая девочка с копной непокорных волос перед высоким красивым мальчиком, и ничто не будет их волновать в этом мире, ничто! Кроме той глупой болтовни, которая была и будет самой важной и главной в данный момент их жизни!

ГЛАВА 19.

Ника взглянула на ручные часы и подумала:

— Рано, дети ещё только лишь стали просыпаться!

Она пошла медленней, ступая осторожно на мокрый асфальт. Прошел дождь, он хоть немного прибил пыль, обмыл зеленую листву на деревьях, и внёс в воздух свежесть и прохладу, которая скоро опять превратиться в раскаленный поток жары…