Марина Ефиминюк - Магические узы

− Остров, отпусти его, он здесь лишний, − быстро произнес Стриж, и златовласый муж-чина резко оглянулся к распростертому на каменном ложе раненному парню.

− Ба! Ты жив, мальчик, − он осклабился. − Вот уж точно аггелы живучие, даже такие, как вы двое.

Я судорожно сглотнула пересохшее горло и едва подавила желание с упоением обкусать ноготь, чтобы справиться с нервическим припадком. Уши шевелились, как проклятые.

− Убирайся, − небрежно махнул рукой Златоцвет в мою сторону, − от этих тварей все равно правды не дождешься.

Аггел с силой оттолкнул меня по направлению к двери, и непроизвольно я едва не шлепнулась на пол, хорошенько столкнувшись со Златом. От неожиданности Остров отпрянул, как будто его пытались замарать, и фыркнул. Ровно через мгновение я, словно пробка из бу-тылки, вылетела на настил и перекувырнулась через голову, едва не свернув себе шею. Яростно хлопнула дверь номера, и меня накрыло темнотой, с которой не справлялись маленькие свет-лячки в стеклянных фонариках, расставленных на широких перилах.

Прочь! Босая, как была, я бежала изо всех сил, задыхаясь и мучаясь от боли в боку. Под-ворье осталось за спиной, перед глазами запрыгал извилистый лабиринт густого можжевельни-ка, ведущего к воротам постоялого двора. Мелкие камушки кололи заледеневшие ступни, но что такое боль по сравнению со спасением? Темнота ослепляла, и я едва не влетела в резко вильнувшие заросли. Внезапно сверкнула ослепительная вспышка от фар автокара, все-таки заставляя меня кубарем закатиться в колючие кусты. Выбираясь, я оставила на ветках прилич-ный клок от рубахи, и выскочила на неосвещенный тракт, совершенно не понимая, в какую сторону кинуться.

Ночное небо с полной луной давило на землю, и звезды казались очень большими и хо-лодными. Вдалеке сверкали огни моста, с другой стороны едва мерцали уличные фонари ма-ленького островного квартала. Поколебавшись еще мгновение, я припустила к жилым улицам.

Через полчаса в воняющем табачным дымом и брагой кабаке я неуютно ерзала на дере-вянной лавке за столом с липкой столешницей и внимала стрекоту до икоты пьяного гоблина, похожего на меня, как брат близнец. Он говорил и говорил на непонятном языке, прихлебывая из глиняного стакана сладкое вино, и чмокал влажными губами.

Отчего-то его паскудная физиономия мне казалась смутно знакомой, даже странно ста-новилось. Я наклоняла голову и так, и этак, пытаясь припомнить, не он ли стащил мой кошелек две седмицы назад, когда в подземке отключили свет, и неожиданно поняла! Ушастый товарищ встретился мне в Ратуше в прошлую пятницу! Непонятно, как трактовать подобную встречу − хорошим или плохим знаком?

В темный зальчик набилась гудящая толпа, и гомон перемешивался с резкой громкой музыкой. Посетители толпились у стойки бара, а на маленькой сцене с длинным блестящим шестом грациозно извивалась потрепанная жизнью нимфа, обсыпанная серебристыми блестка-ми. Крошечные, словно бриллиантовые кристаллы, они вспыхивали звездочками, ловя скудный свет разноцветных бьющихся под дымным потолком шаров. На стене беззвучно работал экран видения, настоящего, а не морока, и мне отчаянно захотелось оказаться дома в родной гостиной и с блаженством растянуться на диване.

Это же надо было из всех притонов выбрать самый омерзительный! В нормальной жиз-ни бы я за версту обошла подобную гнусную дыру, но теперь за пару дней будто бы скатилась на самое дно Ветиха.

Сосед по столу не умолкал, вероятно, жалуясь на жесткость стражей в Ратуше, и тыкал в меня пальцем, требуя совета и сочувствия. Неожиданно, со всего маху подвинув меня на лав-ке и отдавив босую ногу грязным ботинком, к нам подсел еще один гоблин и громко зарокотал пьяным голосом, пахнув хорошим облаком перегара.

− Ты что-то молчалив, брат, − наконец, произнес рецидивист на межрасовом языке.

− Да, − отозвался новый сосед, − совсем не по-братски молчалив. Просто цао какое-то.

Вот попала-то! Внутри я предательски дрожала от ожидания лихого удара в приплюснутый нос за неразговорчивость, и мое напряжение выдавали стоявшие торчком уши.

Это случилось внезапно. Звуки исчезли, а словоохотливые соседи стали беззвучно от-крывать рты. С удивлением я оглянулась, погруженная в странную сменившую гул посетите-лей тишину. Взгляд перебегал по хмельным перекошенным лицам, пока не застыл на экране видения, где показывали яростный пожар, снедавший здание старой заброшенной мануфактуры. Камера живописно захватывала клубы черного дыма, уходящие в пронзительно синее небо, пробегала по завораживающим огненным языкам, переливавшимся от красного до ярко-оранжевого цвета. В голове прозвучал громкий бесстрастный голос диктора, и стало понятно, что я единственная слышу его: 'Взрыв случился в семь утра. Мануфактура на юго-восточном шоссе в тридцати верстах от городской стены Ветиха вспыхнула, как стог сухого сена. Погибли люди…'. И все закончилось. Картинка сменилась, наваждение испарилось, а шум нахлынул с такой мощью, что меня вжало в твердую спинку лавки, и уши скукожились.

Глухо застонав, я облокотилась о столешницу, прекрасно осознавая, что мною снова за-владела магия браслета, пытавшаяся предупредить о новом несчастье. Это никогда не закон-чится! Похоже, браслеты Гориана действовали на меня, куда сильнее, чем мне самой хотелось бы думать!

В кармане затрезвонил ловко подброшенный Ратмиром зеркальный коммуникатор. От неожиданности я судорожно вздрогнула, будто застигнутая на месте преступления. Поспешно-сти, с какой трясущиеся руки выудили аппаратик, позавидовал бы любой ловкий вор.

− Цао! − ткнул пальцем в тонкое дорогое зеркальце Ратмира (позер, я себе, между про-чим, с зарплатой клерка такой модели позволить не могла) сосед напротив, округлив желтые зенки, словно бы подведенные черным карандашом для глаз. − Поди, в подземке стащил? Заго-ним?

− Давай, браток, прямо сейчас продадим, − непроизвольно облизнувшись, заканючил гоблин рядом.

− А денежку поделим по-братски, − предложил любезно жулик из Ратуши.

Окатив обоих презрительным взором, я быстро нажала на вызов, и зеркало мгновенно отразило хмурое лицо Ратмира. В душе вспыхнула шальная необъяснимая радость, едва не сбросившая столь тщательно надетую маску напускного безразличия, по идеи означавшую, что обида за пережитые от Ветрова унижения нимало не утихла. Стоило мужчине увидеть меня в ответ, как морщины, прочертившиеся между чернявых бровей, разгладились.

− Ты где, Веда? − спросил он, и, клянусь, в голосе прозвучала тревога. Вероятно, Ратмир страшился моего побега, не подозревая, что мне и не хотелось никуда от него скрываться. Ну, хм, вернее, от них двоих со Стрижом.