Татьяна Шуран - Матка

(Стас Ладшев) — Гриш, поэму о ней сочинишь потом.

— Иди в пень. Ты ее не видел.

— Я представил. Сон, свет и восторг.

— Ничего ты не представил. Короче, я сразу понял, что она обитает здесь всегда, от начала времен. Видит и знает абсолютно все. И я могу задать ей ровно один вопрос, чтобы получить ответ, который никогда и нигде не получу.

Тогда я спросил: "Что есть зло?" И она сказала: "Зло — это искушение". В следующий момент я очнулся на дне своего ущелья. Вижу — Беля кричит сверху: ты там жив еще?

Вытянула она меня на веревке, взглянула на мою невменяемую рожу и говорит только: "Ну, ты, я вижу, даром времени не терял". Меня качало, как пьяного, — еле до машины дошел. Но чувствовал себя — как заново родился. На многое стал смотреть совершенно иначе. Я, например, раньше всегда считал, что сначала человек, допустим, совершает неправильный поступок. Потом происходят последствия и все от них страдают — вот это и есть зло. А тут вдруг все представилось в совершенно другом свете. Это касается и габбро тоже. Я вот, например, буквально всем телом прочувствовал, о чем нам твердила Беля, а еще раньше Тихон: прежде, чем сражаться с габбро, надо перестать обращать на них внимание. Понимаешь?

— Ну, будем считать, теоретически — понимаю.

— Ты правильно сказал: теоретически. А я понял практически! Да и в другом… Если, бывает, я не знаю, что решить, то вспоминаю и словно вижу ее перед собой. И уж не знаю, самовнушение это, или в самом деле часть меня осталась там, с ней, только правда в ответ на вопрос приходит мысль, которую сам я никогда бы не подумал! Я, наверное, ее даже после смерти не забуду…

— Да ты не мучайся. Мысленно предложи ей руку и сердце.

— Она меня мысленно пошлет.

— Пробовал или догадываешься?

— Ладшев! Догадаешься отвалить или попробуешь остаться?..

(Жанна Сеченова) — Я считаю, что Беля слишком жестока. Методы у нее живодерские. Хотя я не о себе переживаю. Мне другая история вспоминается. Кстати, ее героиня уже за себя никогда не скажет. Помнишь женщину с дочкой-инвалидом?

(Стас Ладшев) — Помню, конечно.

— Ну, и что с ней произошло, знаешь?

— Умерла. Кстати, тоже не о себе переживала.

— О дочери! О больном ребенке! Разве это преступление для матери?

— Беля спасла девочку. Сделала сильной, неуязвимой.

— Ну и кто может теперь поручиться, что это тот же самый ребенок?! Кто может сказать с уверенностью, что это вообще человек?!

— По-моему, тот же самый ребенок.

— Ну, ты во всем согласен с Белей.

— Хорошо, перескажи эту историю, как ты ее поняла. Для объективности.

— А что тут понимать?.. Я присутствовала при событиях с самого начала!

Мать, впечатлительная, набожная женщина, уже немолодая, беспокоилась за судьбу четырнадцатилетней дочери, прикованной к инвалидной коляске. Во время землетрясения на девочку упала стена и сломала ей позвоночник. Из всех заботившихся о ней родственников к моменту встречи со старателями в живых осталась только мать — сердечница, опасавшаяся, что от непосильных переживаний с ней случится инфаркт, и тогда дочь останется совершенно беззащитной.

Старатели в этой ситуации приняли единственно правильное решение: как могли, обеспечивали быт и лечение обеих женщин. А всесильная Беля пошла другим путем. Она сразу заявила, что есть только одна надежда на спасение: так называемый обмен душами. Якобы девочка должна обменяться душой с некоей высшей сущностью, и если этот процесс произойдет добровольно, осознанно, то та, другая сущность как бы и станет этой девочкой. В противном случае и мать, и дочь скоро умрут.

Что происходит дальше? Беля, с разрешения матери, наедине объясняет девочке сущность предстоящего "обмена", и больной ребенок, не способный трезво оценивать ситуацию, под влиянием всем нам отлично известного красноречия Бели, способной в предвкушении увлекательной авантюры уговорить рыбу залезть на дерево, соглашается. Тогда Беля без лишних околичностей объявляет, что для успеха предприятия требуется, чтобы мать собственноручно сбросила девочку с обрыва в море!

Даже у меня волосы дыбом встали от такого требования, а мать, упав перед Белей на колени, как перед богиней, зарыдала, но не осмелилась возражать. Никогда не забуду, как перед этим ужасным испытанием наивный, беспомощный ребенок, сложив худенькие ручки, умолял: "Не переживай обо мне, мама, я не хочу прозябать, быть для всех обузой! Я вернусь, я вернусь, хоть ты меня и не узнаешь! Беля всесильная, она святая!" Да и кто бы не поверил, слушая, как Беля повторяет уверенным и ласковым голосом: "Она не утонет, не бойтесь". Наконец, настает назначенный Белей день, мать бросает ребенка со скалы — и девочка тонет!

Мне кажется, я готова была убить Белю, и не я одна! Полное отсутствие в ней раскаяния, сострадания, любого человеческого чувства, да что там — полное отсутствие у нее рассудка стало вроде бы совершенно очевидно. Но несчастная мать продолжала слепо верить в Белю и ее противоречащие всякому здравому смыслу утверждения, что девочка жива и обязательно вернется. Да и что оставалось делать женщине, не допускавшей кощунственной мысли, что она и ее дочь стали заложницами очередной "забавной" игры в людей или, хуже того, сознательного обмана. Невозможно было без содрогания смотреть, как безутешная мать дни и ночи проводила на берегу моря, ожидая обещанного Белей возвращения девочки, тем более что Беля запретила всем, кто сомневался в успехе этой затеи, даже подходить к обезумевшей от горя и сомнений женщине.

Дальнейшее многие восприняли, как чудо. Через сорок дней, я сама не видела, но якобы буквально из пустого моря вышла девочка и, подойдя к женщине, спокойно сказала: "Здравствуй, мама". Проблема состояла только в том, что это был совершенно другой ребенок! Лет восьми, другой голос, другая внешность, ничего общего с родителями, все другое! Несчастная женщина от потрясения упала в обморок, а когда пришла в себя, наконец позволила себе гнев и упреки в адрес Бели. Правда, потом выяснилось, что незнакомая девочка знает все о прежней жизни ребенка, которым она якобы являлась, всякие мелочи, секреты, известные только матери. Но одновременно девочка рассказывала еще неизмеримую прорву всякой чепухи. О каких-то своих прошлых жизнях на планете, которой в Солнечной системе больше не существует, о развивавшейся там техногенной цивилизации, о войне, в результате которой планета превратилась в пояс астероидов. О том, что современный мир стоит на пороге аналогичной катастрофы, и что она пришла сюда, чтобы сделать повторный выбор, на этот раз — правильный… По признанию матери, о якобы своей жизни отзывалась отчужденно, полностью изменились привычки, интересы. Ой, да все вы ее видели. Стала одеваться, как цыганка, в какое-то ведьминское тряпье, ходит везде, как тень, и желтыми глазами зыркает. Машет этим светящимся камнем на цепочке, с которым из моря вынырнула, и как она скажет — так и происходит. Как будто реальность гипнотизирует. Она мне напоминает блуждающее измерение, без шуток. И ни за что не подумаешь, что ей восемь лет. Как будто взрослая женщина в детском теле.