Лана Тихомирова - Тау

Где-то что-то запищало.

— Ох, дьявол, — Тамареск вскочил, но руки моей не отпустил, — нас уже ждут.

На площади нас действительно ждали в полном составе семейство Кабручек и семейство Блакк. Таура по обыкновению рассовала детей по рукам мадам Кабручек и Гайне. Михас по-очереди тутушкал напоследок всех троих. Гай о чем-то шептался с Гайне. Гусеница недовольно топталась, предчувствуя большую нагрузку для своих лапок.

— Ну, наконец-то, — расплылся в улыбке Гай.

— Можно подумать ты заждался, — рассмеялся Тамареск.

— Тама?! — воскликнул Михас. Он видел Тамареска впервые после того, как мы вернулись в Пратку.

— На тебя напал брадобрей-маньяк?

— А что? — не понял Тамареск.

— Ты же принципиально не любишь, цитирую: "всех этих паскудников с ножницами и другими инструментами времен доархаики"! — расхохотался Михас, — Ты добровольно не пошел бы к ним! Значит, один напал на тебя в подворотне, связал и жестоко надругался над бородой и волосами!

Тамареск только презрительно поднял бровь, изо всех сил сдерживая улыбку.

— Где, Эток? Обычно его фанфары слышно за пять кварталов, — вздохнул Тамареск, когда все вещи были положены в гусеницу.

Марлен мотнула подобием головы куда-то в сторону и одной из антеннок указала влево. Через три минуты оттуда появился носильщик с Этоком на подушечке.

— Ну, хвала Ясве, что не на носилках, — скептически заметил Тамареск.

— Я компенсирую тягу к роскоши, подавляющую всю мою кошачью жизнь, — ухмыльнулся Эток, — мы всегда жили небогато. Мне часто приходилось отказывать себе во многих радостях.

— Например, пожрать, — шепнул Гай.

— Или поспать, — поддакнул Михас.

— Или еще чего-нибудь, — авторитетно заметил Тамареск.

— А сейчас я просто наверстываю упущенное, — чванливо продолжал кот, — и не вижу в этом повода для шуток…

Эток не успел докончить, как его и носильщика, заодно, окатили водой из ведра. Гайне и Таура стояли вполне довольные собой. Дружный хохот заглушил все прочие звуки.

— Не считаю это смешным, — проворчал Эток уже не так чванливо.

— Зато спеси сразу поуменьшилось, — отсмеявшись, сказала Гайне.

— Госпожа, я стерпел бы это от господ или от прелестных деток Михаса, на крайний случай от госпожи Тауры (хотя она так никогда бы не поступила, если бы ее насильно не вовлекли, я уверен). Но вы! Вы всегда так хорошо ко мне относились, — Эток спрыгнул с подушечки, и ласково мурлыча слова, подошел к Гайне и потерся о ее шикарные сиреневые шаровары. Он долго говорил и долго терся, пока не стал почти сухим. Тогда то и обнаружился весь страшный замысел Этока. Чтобы очистить шаровары Гайне теперь потребовалось бы изрядно попотеть, потому что налипшая шерсть Этока свисала клоками то тут то там, а избавиться от кошачьей шерсти в любом из миров дело не последней сложности.

— Ну, ЭТОК, — Гайне прожигала кота взглядом. Это было воистину ужасно.

— Родная, ты дымишься, кажется, — с любопытством оглядывая возлюбленную, сказал Гай.

— Что? — Гайне отвлеклась.

Первой не выдержала я, и залилась смехом, ко мне скоро присоединилась Таура, а за ней и вся честная компания. Последней присоединилась Гайне. Эток был хоть и мокрый, но вполне довольный собой и своей выходкой.

Мы горячо попрощались. Особенно трогательным было прощание дочурок Михаса с папой и Гаем, который, оказывается, приходился всем троим крестным отцом. Самита, начинавшая уже говорить свои первые фразы, что-то неразборчиво лепетала.

— Не думал, что она заговорит на языке земель Ардора, — с упреком сказал Михас Тауре, как будто она была в этом виновата.

— Это все мои корни. Подумаешь, к твоему приезду она будет лопотать на человечьем, почти как ты.

— Я не собираюсь так долго ездить, — возмутился Михас, — Я очень хочу увидеть младшенького.

— Ага, точнее младших, — сказала заскучавший Гай, — точнее вторую партию.

— ГАЙ, — Михас метнул в друга такой взгляд, которого хватило бы, чтобы убить простого смертного. Но Гай то ли оказался бессмертным, то ли непростым, лишь пожал плечами и пробормотал что-то насчет шуток и отсутствия чувства юмора.

Мы погрузились в Марлен. Михас, дувшийся на Гая, взял управление гусеницей на себя, а мы сидели в одном из подкожных мешков.

— Свята, ты не будешь против, если будешь ночевать во втором подкожном мешке? Там, где багаж. Просто нас трое и места нам нужно больше. Но и с собой мы тебя поселить не можем, — сказал Тамареск.

— Мне все равно. Лишь бы вы меня не бросили, — рассмеялась я.

— Мой уважаемый друг хочет сказать, что стесняется ехать с вами в одном подкожном мешке, хотя очень бы этого желал, — перевел Гай.

— Твою мать, какого Хетса?! — взорвался Тамареск.

— Не ори, друг, скажи еще, что я не правильно перевел.

— Михас на тебя обижен, он тебя не спасет, — хищно улыбнулся Тамареск.

— Не угрожай мне, — пожал плечами Гай, — тоже мне — великий мститель.

— Я не угрожаю, я довожу до твоего сведения, чтобы ты попридержал язык, во избежание получения тяжких телесных повреждений!

— Свята, поднимитесь! — послышался сверху голос Михаса. Подняться наверх, не останавливая гусеницу можно было только одним способом: вычихнуться. Я подошла к тому месту, где заканчивались ноздри гусеницы, по-моему, это называется хоаны. Они были полностью в мой рост, я встала в них и легонько пощекотала стенку. Мощным потоком воздуха меня вынесло прямо на антеннку, я уцепилась за нее. Марлен мягко перенесла меня и усадила рядом с Михасом.

— У вас голова еще не болит от двух этих балаболов? — спросил Михас.

— Нет, если честно.

— Сейчас начнется самая красота, — улыбнулся Михас, — СтароФОЛМиТская дорога. Леса тут превосходные, не чета, конечно, силлирийским, но по местным меркам самое то.

Эток мирно спал на коленях Михаса, я смотрела по сторонам. Ворота Ясве были позади и пропадали за поворотом серебристой рыбной косточкой. Насыпную дорогу (других в ФОЛМиТе просто не было, я об этом позаботилась) обступал темно-зеленый лес, не шишкинский, как в моем родном мире, а Васнецовский, как с картины "Иван-царевич и серый волк" — зеленая пелена, за которой тьма непроглядная. Меня пробрала дрожь, вспомнились ни к чему белорусские и брянские партизаны.

— Нравится? — тихо улыбался Михас.

— Очень, — сказала я.

— Спасибо вам, — сказал Михас, — Мне очень хорошо тут живется, и всем хорошо живется. Спасибо, что придумали все это.

Меня передернуло. Михас спокойно смотрел вперед и улыбался одной стороной рта.

— Даже, если бы вы… не так. Особенно, если вы придумали всех нас троих и наши приключения, это здорово. Только вот как спасти Тау теперь?

— Я не знаю, я сама думаю. Даже задаюсь вопросом, а зачем нам куда-то ехать? Почему нам надо куда-то ехать? Мы же даже примерно не знаем, как Тау спасать.