Евгения Кустова - Закатная звезда

- Они делают куда больше «плохого», если можно так выразиться, чем ты можешь себе представить. Исчезают планеты, звезды. Но никто словно не замечает. А теперь, с этим запретом, мы и вовсе окажемся клонами на цепочке, -

Главарь повстанцев горестно посмотрел в свою ладонь и сжал ее в кулак.

В помещение вбежал тощий пацан, запыхавшийся и пыльный. Он остановился в самых дверях и громко, задыхаясь, сказал:

- Они уже едут. Будут через 10 минут, не больше. Надо сматываться и побыстрее. Нас кто-то сдал.

Тащить Лося было все сложнее. Кошка уже выбилась из сил, и ноги перестали ее слушаться, однако, она заставляла себя идти.

Облава настигла заговорщиков, когда те уже разбежались по разным сторонам, но, видимо за Лосем следили, и ему с Кошкой еле удалось скрыться в лесу, несмотря на то, что тот был серьезно ранен.

- Почему они от нас отвязались? Это странно. Это совсем на них не похоже, - причитал в полубреду изнемогающий от боли Лось.

- Что толку рыскать в потемках по лесу за раненым одиночкой? Рано или поздно тебе придется вернуться в город и искать врача, а если нет, то так и помрешь в лесу с такой серьезной дыркой – на проблему меньше. Как ни крути, преследовать тебя им нет никакого смысла, - Кошка бросила взгляд на рану на плече Лося: она была весьма велика, и кровь из нее буквально лилась рекой.

- Я больше не могу идти. Брось меня и уходи. Ты на беду меня повстречала. Лучше бы я сдал тебя в приют.

- Но не сдал. Все неслучайно. Я неслучайно нашла тебя в том подвале. Значит нельзя бросать друг друга, - ее голос, как и прежде, звучал по-детски непосредственно, но теперь в нем появилась та глубина суждений, какая может быть присуща только зрелому человеку, - потерпи. Скоро сделаем привал, только найдем место поудачнее.

Она продолжала упорно тащить на себе Лося, уже почти обессилевшего от потери крови и болевого шока. Взгляд его был затуманен, он шел, как в бреду, но не смел остановиться.

Ветки царапали их лица, корни деревьев путались под ногами, уже сбитыми и по колено в грязи. Путники углублялись в непроглядную чащу, пока, наконец, не достигли крутого обрыва, нависающего острой глыбой над темной водой бескрайнего мутного озера.

Кошка усадила Лося на холодную траву и сама плюхнулась рядом. Было слишком темно, и разглядеть хорошо рану было почти нереально, так что Кошке пришлось прильнуть так близко к телу спутника, как только давалось возможным. В нос сразу ударил сладковатый запах свежей крови, ее теплая живая струйка была почти ощутима самой кожей, несмотря на то, что Кошка не касалась ее.

- Я сниму бинт с руки, там ранки уже затянулись. Хотя бы попытаюсь приложить и кровь остановить. Это не сильно поможет, но хоть что-то… лучше, чем ничего.

Она развязала узелок на бинте и, смотав его в клубок, приложила к плечу Лося.

- Рана сквозная, а кровь никак не останавливается, - печально констатировала она.

Лось, покрываясь холодной испариной, часто и мелко дыша, корчась и стоная, лежал на траве, в луже собственной крови.

- Это все их… дротики… Они специальные… Смазаны особым… секретом… от него кровь… не сворачивается… Значит… меня в расход… До утра… я… не дотяну, - голос в кромешной тьме дрожал, прерываясь через слово.

У Кошки внутри все прямо таки сжалось и задрожало. Она совершенно растерялась и в порыве чувств кинулась на грудь расстающемуся с жизнью бедолаге. Она подняла взгляд и наткнулась на лазурь бессильных глаз Лося: они были такие бледные, что четко прорисовывались даже в потемках. Какая-то неведомая сила потянула ее губы к иссохшимся губам почти безжизненного тела, и она впилась в них в беспощадно страстном поцелуе, крепко зажмурясь, боясь даже на миг открыть глаза или оторваться.

Она так и сидела, целуя бездыханный рот, прижавшись к Лосю всем телом, вцепившись руками в мокрые волосы, пока голова ее сама не запрокинулась назад. Вот тогда Кошка и испытала настоящий шок.

Прямо из ее рта в рот Лося тянулась тонкая светящаяся зеленая струйка. Это была не жидкость, не газ, это был чистый лучезарный свет, яркий, теплый и колючий. Чем больше ее лицо отдалялось от лица Лося, тем струйка становилась толще, теплее и ярче, она как будто тянула Лося за затылок вслед за движениями Кошки, так что голове его не удалось бы упасть на землю, и она, как марионетка на нитке, висела в воздухе.

Кошка ощущала, как целая Вселенная, проходя сквозь нее, проникает в тело Лося, изливаясь в него, как вода из реки в океан. Его кожа, как будто, наполнялась неясным свечением, исходившим из-под нее, стремясь обрести вечную свободу, сливаясь со Вселенной из которой только что пришло. Лось широко распахнул глаза и сделал невероятно глубокий вдох, такой глубокий, что мог бы забрать в легкие весь воздух на планете, истощая редкие леса и вбирая жизнь каждого листочка на каждом дереве. Кошка увидела, как струйка, исходящая из ее рта, пропадает, переходя в тело Лося через рот, а затем, струясь все тем же колючим светом, ползет по венам к сердцу, а от него по артериям к рукам и ногам, концентрируясь вокруг раны, затягивающейся с немыслимой скоростью так, что вскоре она становится лишь микроскопической точкой и вовсе исчезает.

- Как? Как хорошо. Я умер? Я уже умер? – повторял он в сладостной истоме, - и ты? Ты тоже умерла? Как тут хорошо. Я никогда не испытывал ничего подобного. Все счастье мира в один миг. Это, должно быть, обитель праведников, - он как одурманенный смотрел в лучистые глаза спутницы, - вот кто ты. Ты пришла в мой последний день, чтобы проводить сюда. Ты ангел.

- Я не умерла. Это точно. Но вот ты. Ты тоже живой. И мы в лесу. И я не ангел, я бы знала.

- Но тогда что это?..

- Я не знаю. Я просто поцеловала тебя и…

Лось впился губами в ее губы, глаза его сверкнули как в первый день, когда он увидел Кошку, выходящей из ванной. Он запустил окровавленную пятерню, в копну ржаных волос, уже длинных по самые лопатки девушки.

Она изогнулась и запустила мягкий, острый язычок ему в рот, коснувшись там самого неба, сплетая его с языком Лося в изумительном сладострастном танце.

Он уверенно и сильно просунул вторую руку под ее топ, нащупывая упругую пухлую грудь с напряженной бусинкой соска, коснулся его самым кончиком пальца.

Одежда их была мокрой от крови и с трудом поддавалась, когда ее стягивали с разгоряченных тел.

Она протиснула ручку под его поясницей и вцепилась в нежную кожу на его ягодице.

Он сладко застонал, и опрокинул ее на лопатки.

Что-то хрустнуло, и он жутко перепугался, подумав, что сломал что-то на хрупеньком ее теле.

- Это ветка. Ветка, - выпалила она, покрывая поцелуями его мускулистую широкую грудь.

Ее рука нащупала что-то твердое, как рукоять меча, но в то же время мягкое и нежное как лепесток весеннего цветка.