Мария Капшина - Идущая

Она огляделась. В переулке негде было даже сесть.

— Идём, — сказала Реана и направилась обратно на улицу, где забегаловки стояли через дом. Убис понуро направился следом.

Реана верно угадала дверь в забегаловку. Вошла, выбрала стол в углу, села. Дверь терялась где-то в чаду. Убис сел напротив, сцепив кисти рук. Реана поставила локти на стол, соединила пальцы домиком, указательными пальцами ко впадинке над губой. Подошедшая барышня неопределённого возраста цепко оглядела сидящих, безошибочно выбрала Реану и вопросительно на неё уставилась.

— Выпить, — сказала Реана. Барышня ушла. Ведьма молчала с минуту, глядя в стол сквозь соединенные пальцы. Потом подняла изумрудные глаза, направив взгляд сквозь Убиса. — Рассказывай.

— Ш-што прикажете рас-сказывать?

— Что случилось в конце четвертой луны: как сожгли Арн. Как продвигалась война всё это время. Где сейчас Лаолиец. И где Дракон.

— Д-долго рассказывать, — заикнулся Убис.

— Ты куда-то спешишь? — холодно спросила ведьма, переводя взгляд на него. Убис как-то сразу понял, что к Кеилу пока не торопится. Вздохнул. Заказ принесли. Ведьма молча налила мутной жидкости в одну из кружек, пододвинула её к Убису.

— Чтоб трястись перестал, — пояснила она. Налила себе, выпила полкружки разом. Убис тоже отхлебнул, стукнувшись зубами. Помогло.

— Да что тут… — начал он. — Пришло святое воинство да сожгли Арн. Нанжин отказался сдаваться и каяться — ясно же, какое покаяние ему Ксондак приберёг. Заперся в башне и отбивался с десятком таких же приду… верных. Перебили всех. А Нанжина выкурили, в прямом смысле, да и схватили: Нанжина да ещё из ачаро кого-то…

— Кёдзана? Высокий, тонкий, лохматый…

— Ррагэ его знает. Может, и его. Серьёзный такой, злючий был, как бес, пока тащили в подвалы.

— А Совет что? — глухо спросила ведьма.

— А что — Совет? Войны Кадар не объявлял, это дела церкви; Лаолию тоже до бывшего Мастера дела нет. Совету и проще: уж больно много власти забрал старый трус… То есть, светлый Мастер…

Ведьма не показала виду, даже если её и задело неуважение к Нанжину. Она прикрыла глаза на пару секунд, отпила из кружки. Помолчала, снова заговорила, будто через силу, слишком спокойным, равнодушным голосом.

— И что теперь Арнакия? В Совете грызня…

— Роды тянут телегу каждый к себе. Война уже началась бы, если б нашлось, кому повести армию…

— А Шегдар на что? — недобро усмехнулась ведьма. — Сдаётся мне, "старый трус" один держал мир в стране… — она болезненно сжала губы, долила в кружку, снова хлебнула. — А что война за имперскую корону?

— Всё тоже, — неловко пожал одним плечом Убис. — Разве что Дазаран притих: Кадар натравил на них гартаоэ, да и Саддаранн-тай объявил себя веше… Везведеру-веше есть чем заняться. А так все то же. Лаолиец ломится на юг, сейчас уже к Эрлони подходит, кажется. Кадар и Занга рвут друг у друга Форбос и Острова [Синие острова — архипелаг, разделяющий Океан и Внутреннее море]. Дракон захватил Дзечис и Нгоас, так что север Занги теперь отрезан от рудников, а юг — от хлеба.

— Чёрт с ними. Ты не договорил о Нанжине, — решилась Реана. Уточнять судьбу Нанжина спокойным голосом было трудно.

— А что о нём договаривать? То есть, да, как прикажете… ну, увезли его. Неделю, кажется, допрашивали или чего уж там. А после сожгли на той же площади Зорь. Храм к тому времени уже почти сравняли с землёй, как и было приказано. Ещё старика какого-то схватили, ученого из Киле (ведьма вскинула глаза). Его уж за что — не знаю. Поговаривали, что за чернокнижие. Схватили, да только до казни он не дожил. Да и Нанжин тоже не больно-то свежим выглядел. Стоять уж верно не мог. А мальчишка этот, ачаро, трясся да плакал, губы кусал. И всё глядел так виновато на Мастера. Не иначе, рассказал… всё…

Убис запнулся. Очень уж страшно закаменело лицо ведьмы. Она выпила махом содержимое кружки, мазнула по Убису свинцовым взглядом (Убис сжался, боясь представить, в какие формы выльется пьяное буйство Безумной), припечатала на стол квадратную зангскую монету, встала и вышла в ночь.

Кедзан не мог рассказать о ведьме ничего секретного — потому что ничего секретного не знал.

Лучше бы знал, что ли… мне-то что… мне-то хуже бы не было. Дьявол! Это что же надо было сделать, чтобы Кедзан плакал?!

Воображение послушно подсунуло пару ярких картинок. Случайный встречный в пернатой шапке шарахнулся от женщины, шедшей с перекошенным лицом.

А Нанжин? Чёрт бы тебя побрал, Нанжин, почему ты не ушёл? Ты же мог сбежать! Спокойно уйти, оставив их с носом!…И бросить храм? Ррагэ! Где была моя голова?! Какого дьявола я так по всей Арнакии засветилась?! Нан-жин…

Ты не виновата. Не так уж виновата. Нанжин и сам по себе мешал и Шегдару, и Ксондаку, и Совету…

Но убили его, когда в Арне наследила я!

Пахло акацией. Над городом подрагивало звездное небо. В голове стучало в такт мерцанию звезд: "Ненавижу!" Посшибать с неба эти ехидные тупые огоньки, растоптать, каждую! Эхх, Шшегдар, попался бы ты мне сейчас!

Впереди, за поворотом улицы, громыхали, приближаясь, кованые сапоги. Реана отступила в тень у стены. Показался десяток коричневых — ух, как кстати!

Нанжин ругался бы, — мелькнула мысль. Как же, пацифист! А чёрта с два! Не хрен было умирать!

Двоих… или даже троих удастся спалить магией, ещё двое не успеют ничего сообразить — кинжалы в рукавах наготове, а с остальными разобраться у меня ярости хватит! Десять метров. Восемь. Идите, родненькие! Шесть…

— Мня? — лукаво спросил котенок у ноги. Беспородный, серо-полосатый, с маленькими кисточками на ушах. — Мряу? — спросил котенок, крутнувшись на месте и мазнув по ноге Реаны хвостом.

— Тоже мне, рысь, — тихо буркнула она, разжимая пальцы на рукояти меча, которым приготовилась было махнуть на звук. — Хвост уж тогда отрежь…

Сапоги прогремели мимо. Реана задумчиво убрала ножи. "Хорошая мысля приходит опосля…" — пробормотала она. Подняла глаза от земли и тихо рассмеялась, вскинув голову, — светло и грустно.

Ветренным и ярким вечером следующего дня к северу от Арнера Реана шла по дороге на север. В Киле, Тенойле, Клейвлане и Сейнледе были коричневые, так что идти прямо на запад оказалось бы слишком неосмотрительно. Ведьма решила сделать крюк, обходя города. Садилось солнце, просачиваясь кровью сквозь резной край дальнего леса слева, за рекой с мелодичным именем Лвира ["лвира" — национальный арнакийский духовой музыкальный инструмент типа свирели]. Реана шла и грустно улыбалась. Оставленный город гудел. Нынче на площади Зорь при большом стечении народа явился лучезарный дух святого Нанжина. Благословил город, проклял войну и заповедал хранить свободу и не держать руки Кадара, ибо Вечные отвратили свой взор от страны той.