Мария Капшина - О верности крыс

— Тидзо, — начал ол Каехо, но она не обратила внимания, выкрикивая куда-то в небо над крышами:

— Какая война?! Зачем?! Ррагэи Реда!! Ненавижу! Не…

Хриссэ сдёрнул её с седла, тряхнул так, что Тидзо клацнула зубами, едва не прикусив язык — и замолчала на полуслове от неожиданности.

— Цыц! — скомандовал он. И добавил негромко, но резко: — Думай, что вопишь на полгорода!

— Ненавижу! — тихо и отчётливо сказала Тидзо сквозь зубы.

Сама она больше ничего рассказывать не рвалась, хотя на вопросы отвечала: как подслушала разговор, как кинулась предупредить отца, как через час к ол Кайле пришли от ворот с докладом, и заодно привели обеих лошадей, как ол Кайле выслушала, покивала, задала пару уточняющих вопросов и уехала в замок, а Тидзо осталась дома, то сидеть бессмысленно, то метаться из угла в угол, и в итоге не выдержала и из дома сбежала в первом попавшемся направлении. К дому ол Каехо, судя по рассказу, её занесло почти случайно.

Видел ли её кто-то в посольстве и по дороге туда, Тидзо не задумывалась, но сомневаться не приходилось. Хорошо хоть, проклятия императрице она больше на весь город не вопила, но ол Каехо всё равно сплавил её в Сойге при первой же возможности, с указанием, в случае чего, не выдавать. Благо, вещи и сопровождающие были уже собраны.

В столицу тем временем стягивали войска из северных провинций, незанятых в войне с Лаолием. Ол Тэно полагала, что северная война хоть и затянулась дольше ожидаемого, но закончится не позднее чем к лету, ол Нюрио смотрел скептически, но прилюдно не спорил. Обмолвился однажды, что никаких доводов по этому вопросу ол Тэно не слушает, а к тому же считает, что Империя вполне вытянет войну на два фронта. Сам первый советник полагал иначе, но его мнения в кои-то веки начальство не спрашивало, а когда лез с непрошенным — не слушало.

Кошка подчищала остатки агентурной сети Тедовереджа, общалась с послами южнозангских городов, домой заходила изредка, спала и того реже, а от прочих развлечений отговаривалась крайней занятостью. И разговоры, по словам того же ол Нюрио, вести с кем бы то ни было отказывалась, кроме как деловые. Это, впрочем, Хриссэ и сам видел. На все вопросы ол Кайле отвечала спокойно и с прохладцей, приятно улыбалась, а глаза при этом оставались пустыми.

В двадцать седьмой день шестой луны пополуночи Даз-нок-Раад праздновал начало недели костров, и Кошка на праздничном приёме блистала, как всегда. Ол Каехо следил за ней мрачно и подозрительно, и пару раз замечал очень похожие взгляды с другой стороны зала, от ол Нюрио: Дзою очень хотелось поверить, что всё как-то само улеглось, но верилось явно слабо.

Кошка улыбнулась младшему Аджиркацу — мальчишка превратился в восторженного щенка почти на десяток ударов сердца, позабыв всякую дипломатическую выдержку. Мише прошла мимо. Край её рукава словно случайно коснулся руки зангца. Вкупе с небрежным взглядом искоса и чуть дрогнувшим уголком губ на непроницаемом лице это касание заставило бы капитулировать и самого правителя Ншасы, не то что его младшего сына. Мише понимала это лучше, чем кто бы то ни было из зрителей. Проходя мимо, она скользнула по ол Каехо чуть ленивым взглядом… Ол Каехо был зол, как хал с палёной шерстью, потому что под этими ужимками светской дамы не было ничего, и жёлтые глаза затягивало мёртвым равнодушием, как пеплом.

Мише моргнула, заметив его настроение, и улыбнулась — на этот раз почти незаметно, обманывая: "Со мной всё в порядке". Ол Каехо зло сощурился в ответ и отвернулся.

После увязался провожать и затащил в гости под предлогом важного разговора. Усадил её в малой гостиной, закрыв дверь от лишних ушей, не по сезону пил зимний густой чай с молоком, специями и мёдом и мрачно наблюдал, как Мише цедит чёрный кофе и вежливо поддерживает беседу, не реагируя ни на какие попытки расшевелить. Как раз когда Хриссэ окончательно надоела эта вялая подделка под общение, Кошка подняла вдруг голову от чашки, в которую смотрела неотрывно чуть ли не весь вечер, и спросила:

— Так что у тебя за важное дело? Не с кем чаю попить?

Хриссэ разглядывал её несколько мгновений — похудевшее лицо, тусклые глаза… Мише разглядыванием сроду смущалась, но если раньше она улыбнулась бы, по меньшей мере, то сейчас не менялось ничего, ни в лице, ни в глазах. Хриссэ было неспокойно, и, как нарочно, ни одной здравой мысли в голове и ни малейшего представления, что и как говорить.

— Тебе не приходило в голову, что за тебя могут просто переживать?

Кошка уткнулась взглядом обратно в чашку. Равнодушно сказала:

— Со мной всё в порядке.

— Да уж. — Хриссэ отставил почти пустую чашку, помедлил мгновенье, встал и задумчиво прошёлся. — Интересно, почему. Ты же о нём никогда с особой любовью не отзывалась. И в последнее время наоборот радовалась, что игра идёт к концу и ты выигрываешь. Что-то резко изменилось за последние пару лун?

Кошка смотрела по-прежнему в чашку, по-прежнему безучастно, и на брожение ол Каехо по комнате внимания не обращала.

— Ничего не изменилось.

Хриссэ подошёл к ней, присел на край стола, отодвинув кофейную чашку, хотя места прекрасно хватало и без того. Очень хотелось запустить чашкой в стену или в безучастное Кошкино лицо. Зло заговорил:

— Ты и правда до последнего верила, что Райна не станет его убивать, а сошлёт куда-нибудь в провинцию? А ты будешь его навещать, утешать и бравировать своей победой?

Кошка вскинула глаза, но быстро погасла обратно, не успел Хриссэ толком обрадоваться.

— Я никогда до конца в это не верила, — глухо сказала она. — И это всё равно уже неважно.

— Неважно, — ласково сказал Хриссэ сквозь зубы, — это когда тебе плевать. А не тогда, когда сдохнуть хочется.

Он был зол, как давно уже не случалось. Кошка, кажется, сначала вовсе не собиралась отвечать, молчала задумчиво, но потом всё же ответила, словно определившись с решением:

— А мне уже на всё плевать.

Хриссэ сдерживаться перестал и отвесил давно просившуюся оплеуху.

Мише не отреагировала — вообще никакого движения уклониться и закрыться, только голова мотнулась, безвольно и жутко.

Хриссэ заговорил опять, уже не пытаясь успокоиться или прятать злость:

— Врёшь. И в любом случае, на себя плевать нельзя, никогда, слышишь? И с Тидзо что? — прошипел он. — Мне её в Кааго прятать до старости или прямо сейчас Райне сдать? Она же, кажется, содействовала побегу, чему и свидетелей куча.

Мише моргнула и отвернулась. Ол Каехо психанул окончательно и сгрёб её за плечи до хруста в пальцах, выдёргивая из кресла.

— Нда.

Мише задумчиво глядела на себя в зеркало. Синяк на скуле дивно гармонировал со свежими засосами.

— И что это было? — сказала она, осторожно трогая синяк пальцами.