Эдвард Корнейчук - Хьервард

Заметив кислый вид ярла, Агнар кликнул служку и велел тому принести эля. Отпив крепкого напитка, Сигурд почувствовал себя несколько лучше, по крайней мере, противная слабость в ногах прошла. Он подошёл к хитро улыбающемуся Агнару.

— Сегодня у нас будет нечто особенное, — ухмыльнулся барон. — Специально для дорого гостя!

Ярл чувствовал себя не настолько хорошо, чтобы удивляться. Видя это, Агнар не стал секретничать и просто сказал:

— Мы отправимся на охоту. На такую охоту, какой у вас, в ваших скалах и фьордах, никогда не устроить.

— Охота, — с сомнением протянул ярл. С куда большим удовольствием, он бы остался в замке в своих покоях. Но обижать хозяина и будущего свата не хотелось и Сигурд согласился.

— Вот и отлично! — засиял барон. — Тогда можем выступать! Или ты, почтенный ярл, хочешь сначала поснедать?

Сигурд скривился, с отвращением подумав о еде, и ответил:

— Нет уж, потом.

— Потом так потом! Мои молодцы уже накормлены, твои тоже. Я прикажу тебе собрать с собой.

— Не стоит, — отмахнулся ярл, — Свежаниной побалуемся, если вдруг захочется.

— Не будет у нас свежанины, почтенный Сигурд, наша сегодняшняя добыча особенная. Её есть нельзя.

— Вот как? — ярл почесал бороду. — Что ж это за дичь?

— Особенная, ярл, особенная. Увидишь, — барон повернулся и отправился к конюшням. Но через несколько шагов остановился и добавил, — Только обязательно свои доспехи гномьи надень. Так надёжнее будет.

Здесь ярл нашёл в себе силы удивиться, но Агнар не обратил внимания на поднятые брови Сигурда и зашагал по своим делам. Озадаченный ярл недоумённо пожал плечами и направился в свои покои. Там он облачился в известный по всему побережью гномий доспех. Он достался Сигурду нелегко: сначала пришлось долго добиваться расположения подгорных мастеров, а потом — отдать за полный доспех свою долю с двух походов. Но ярл никогда не жалел. Сталь, выкованная гномами была во сто крат крепче людской. И, к тому же, неизвестно отчего, легче. Если бы на нём был доспех сделанный людьми, Сигурд вряд ли без посторонней помощи смог бы спуститься вниз, а тем более взобраться на коня. В гномьем же доспехе это не составляло никакого труда.

Оседлав своего гнедого, ярл подъехал Агнару, разговаривающему с коренастым крепким мужиком.

— Кого ты выбрал, Фимафенг?

— Думаю погнать семью, что возле Дубравы кочуют. Селяне жалуются на них — все поля потоптали, спасу нет.

— А большая семья? — барон оглянулся на ярла, — Смотри, я дорогому гостю хочу настоящую охоту показать, не поскакушки какие.

— Большая, почтенный барон Агнар. Штук двенадцать.

Барон довольно усмехнулся и обратился к Сигурду:

— Нас ждёт отличная охота. Ручаюсь, ты такой не видел! Ну, Фимафенг, куда ты погонишь их?

— Тролли всего скорее захотят в болота свои уйти. Так им один путь — через поле, что за Дубравой лежит.

— Хорошо, — кивнул Агнар, — выводи своих. А мы прямиком туда и поскачем. Когда ты их на нас выгонишь?

— К полудню. Не позже.

— Смотри, не заставляй нас ждать.

Фимафенг поклонился и рысцой побежал к воротам. Вскочил на коня, гикнул и вылетел из замка. За ним двинулись пешие. Одни держали в руках медные круглые щиты и какие-то колотушки, другие — большие охотничьи рога, третьи вели подвывающих от нетерпения собак. «Загонщики», — понял Сигурд. Их было около двух сотен. Надо же, как много!

Видать, знатную облаву Агнар собирается устроить. Вот только на кого?

— Что ж, почтенный Агнар, — произнёс ярл, подъехав к барону, — может быть ты уже расскажешь мне, на кого мы будем охотиться?

— Терпение, дорогой родственник, терпение. Всему своё время.

Сигурд раздражённо хмыкнул, но барон не обратил на это внимания. Он приподнялся на стременах и зычно, на весь двор крикнул:

— Выступаем!

С полсотни всадников взлетели в сёдла и двинулись к воротам замка. Ярл повернулся к своим. Слагфилд, правая рука Сигурда, старый проверенный соратник, уже посадил дружинников ярла на лошадей и теперь лишь ждал сигнала.

— За мной, — махнул рукой ярл и тронул коня.

Что ж, охота так охота. Но всё-таки, на кого они устраивают облаву?

Большой Грын растянулся в тени раскидистого вяза. Он лениво жевал нежный побег папоротника и наблюдал за копошением детишек. Несколько лун тому назад Тара, Мать семьи, позволила ему быть с Хирой и теперь, надеялся Грын, после Белого Леса, во время Цветущей Травы, она родит ему сына. Большой Грын нисколько не сомневался, что именно сына. И малыша будут звать ых Хира. Что значит — сын Хиры.

А ых Тара, брат, тогда же получит настоящее имя. И то сказать, время уже — руки до колен достают, живот почти как у большого, а он всё еще — ых. Мать семьи сказала, что в следующую Цветущую Траву он пройдёт обряд Взрослого.

Большой Грын (тогда его звали ых Кана, сын Каны) хорошо помнил свой обряд. Ему приказали закрыть глаза и долго вели куда-то по лесу. Потом, он это чувствовал, они вышли к Медленной Воде. Под лапами захлюпало, стало тяжело идти. Но ых Кана упорно шёл, доверяясь ведущим его и честно не открывая глаз. Наконец, он почувствовал под ногами твёрдую землю. Его осторожно остановили и разрешили открыть глаза.

Он находился на крохотном островке посреди большой Медленной Воды. В самой центре стоял большой замшелый камень. Он был очень большой. Даже Кныр, самый сильный и большой в их семье, рядом с валуном казался новорожденным детёнышем.

Мать семьи подошла к камню, прикоснулась к нему ладонями и что-то запела низким хриплым голосом. Слов ых Кана не понимал. Не то чтобы они звучали не разборчиво. Нет, они просто были незнакомы. Как будто не из их языка. Остальная семья уселась полукругом перед камнем и помогала Таре, ухая и шлёпая ладонями по земле.

Это продолжалось долго. Но ых Кана терпеливо ждал. Хотя по молодости и глупости, он не понимал, что и для чего делает Мать семьи, он внимательно слушал её пение. Наконец, она закончила и подозвала ых Кана:

— Прикоснись к камню.

Ых Кана подошёл и положил руки на валун. Он удивился. Там, подо мхом, чувствовалась Сила. Она пульсировала, набухала и опадала, ворочалась, как Кныр во время сна. Сила внутри камня жила.

— Что ты чувствуешь, сын Каны?

— Силу, Мать семьи.

— Что она говорит тебе, ых Кана?

— А разве она может говорить?

— Может. Ты лишь прислушайся лучше. Представь, что ты спрятался и слушаешь, не подкрадывается ли к тебе человек.

Ых Кана последовал совету Матери. Он закрыл глаза и затаил дыхание. И спустя мгновение услышал внутри головы голос. Раскатистый, как гром, и нежный, как прикосновение матери.

— Ты — сын Каны. Теперь твоё имя — Большой Грын. Ты — часть нашей семьи. Нашей. Большой. Семьи.

Голос утих. Грын постоял немного, потом отнял ладони и повернулся к Матери семьи.