Ярослав Веров - Двойники

На сцену, прикрывая лицо плащом от порывов ветра, шатаясь и согнувшись в три погибели, выходит странствующий актер, в возрасте.

Актер: Гром и молния! Мороз и слякоть!

О боги! Что это вдали?

Костер, тепло привала и похлебка?

Как кстати мне, актеру, посреди

Пространств постылых и холодных.

Искусство безразмерно, господа,

Точнее, бесконечно…

Да разве вам понятно, вам,

Ни разу не творившим

И драм великих жизни не игравшим?

Да, я актер, я шут, паяц, я клоун,

Я пульчинелла, с раною в душе,

С печатью мысли на челе глубокой…

Да, друг Горацио, на свете много тайн

Таких, что никому не снились…

Кипение страстей, кружение событий,

И жизни грозный хоровод.

Кровавая развязка. Роковая.

Всё я изведал вот на этой сцене,

Зовется что судьбою лицедея…

Когда-то был я молод —

Любовников отважных,

Героев дерзких я играл блестяще.

Затем каких царей переиграл!

Но Лир счастливей был меня стократ,

Когда слепой, безумный, одинокий

Среди холмов и вереска блуждал…

Он быстро счеты свел с судьбою неизбежной.

А я? Мне жребий уготован долгий и тяжелый.

О скольких женщин я любил, и сколькие меня!

Детей зачал я много, очень…

И вот теперь я — одинокий странник,

И негде голову приткнуть,

Никто не скажет «милый», «папа».

Я никому не нужен, никому.

Последняя собака вшивая, хромая,

А гложет кость хозяйскую.

В мороз ее впускают в сени.

А кто меня? Меня кто приютит, кто впустит?

Что — «быть или не быть»?

Пустое баловство, когда одно другому не мешает.

А мне лишь — «быть», как приговор,

Как жребий, как сценарий неизменный.

Смеетесь? Смейтесь же. Однако, запах!

Хорош, приятен. Я в миску отложу себе

Похлебки сей. Грешно мне отказать…

(Начинает поспешно накладывать из котла.)

О боги! Странные дела творятся в мире!

Я отложил изрядно, а в котле

Ничуть не меньше — вот причуды мирозданья!

Так и не знаешь, где придется слечь,

Среди каких пейзажей…

Да вот хотя б посред дороги!

Мне, лицедею! Где уж вам понять

Трагическую душу лицедея!

Без лицедейства мир не полон!

Знайте! Вот, скажем, император был.

Мужик нормальный, дело вел исправно.

И долго протянул, на троне восседая.

На одре ж эдак приподнялся и промолвил:

«Что, как комедию исполнил — преизрядно

Я, жизнью именуемую?»

И в тот же миг скончался — лицедей!

А вы молчите всё, как истуканы,

Или, скорее, пни… Но впрочем…

Передохну и я, согрею члены, ну и всё такое…

(Картинно сбрасывает плащ и присаживается.)

Автор (глядя за кулисы, медленно встает) :

И снова этот странный, из пролога,

Возник из пустоты —

И вновь на прежнем табурете,

Античный бог, одетый в одеянье смертных.

Спокойный взгляд, но всё же строгий.

Голос: «Так, значит, режиссер, не вышло драмы?

Взгляни, как вялы и безвольны

Твои актеры, посланцы из миров,

Разбросанных в космических пучинах.

Костер бессмертия пылает жарко,

А им лишь вечная похлебка интересна,

И больше ничего.

Припомни, режиссер, как ты их пригласил.

Припомни, как они от верной гибели бежали

К тебе, к костру бессмертия,

В театр, среди миров забытый,

И стали персонажами тобой творимой драмы.

А ты, как ты их вразумил, наставил?

Никак. Ты только ужасался, призывал

Всё новых персонажей.

И вот они на сцене вместе —

Великий миг великой встречи,

Миры сошлись и встретились друг с другом.

Дерзай же, режиссер, соедини актеров».

Автор: А если я уйду?

Голос: «Куда? К себе на Землю?

А если нет ее — давно остыло Солнце?

Галактики безжизненно распались в пыль?

Давно угас последний светоч во Вселенной?

Вселенная остыла?»

Автор: Но почему? Откуда? Кто сказал?

Быть может, это сон.

И лишь проснусь —

Я снова в отчем доме.

И солнце, птички, облака…

Голос: «Не тешь себя иллюзией пустою.

Пока миры на сцене, у костра,

Энергия уходит из Вселенной —

Всё остывает. Поспеши же, режиссер».

Автор: Какое там…

А если прав он, странный демиург —

И нет теперь гармонии в природе?

(К персонажам.)

Ну что же вы сидите, человеки?

Общайтесь же! Ужели что сказать

Друг другу нечего?

Вот ты, космодесантник,

Перед тобой дикарь, табула раса,

И множество иных непросвещенных,

Ты ведь видал космические бездны,

Сам говорил.

А ты, сновидец, спишь?

Очнись от забытья, фантазии отринь,

Прими других как есть, таких же,

Как и ты, пока костер пылает!

Молчите? Что ж…

Пока молчите, в сладкой дреме пребывая,

Из времени сбежав, и вне пространства…

Вселенная остынет неизбежно!

Возьму всех вас и по домам отправлю!

Дикарь (хмуро) : Что? Домой?

Человеколюб: Пусть остывает.

Нам-то что за дело?

Студент: Иди-ка в жопу, астроном!

Космодесантник: А ну, стоять!

А вздумаешь бузить…

(Выразительно поглаживает приклад лучемета.)

Сновидец (приоткрыв глаз) :

Всё верно, братья,

Щас сморгну его из сна,

Развею…

Актер: Всегда я режиссеров не любил:

От них сумбур и пользы никакой,

Один лишь вред —

Стреляй, космодесантник.

Автор: Безумные, зачем вы не поймете?

Надежда вы последняя миров!

Миры, не встретившись, гармонию утратят,

Вселенная ж — остынет.

Все персонажи (хором) :

Пусть остывает!

Автор: Что-о?!

Все персонажи: ПУСКАЙ ВСЕЛЕННАЯ ОСТЫВАЕТ!

Немая сцена. Автор под прицелом лучемета. Все поражены и напуганы, ибо наконец-то услышали друг друга.

Голос (разносится отовсюду) :

«Браво, режиссер!

Они общаются, они заговорили —

А значит, мир в который раз спасен!»

Медленно гаснет свет, огонь костра отдаляется вместе со сценой, исчезает в бесконечности.

Занавес.

Катанабуси отпускает рукоять — меч возвращается в ножны.

Они стоят на белой мостовой, по сторонам вздымаются белые громады зданий без окон, впереди площадь, она вымощена мраморными, будто надгробными плитами, на них падают лучи солнца, но бликов нет — плиты и стены словно не замечают света. В воздухе — холодное, молочно-белое свечение.

Железный Грон — с виду нестрашный хлипкий очкарик, скрестив руки на груди, стоит рядом с Мастером Ри, смотрит куда-то в сторону.

Мастер Ри словно окаменел, не шелохнется.

Грон деланно вздыхает:

— Не желаешь сразиться, рыцарь? Ну что ж, воля твоя. Я полагал, ты меня врагом считаешь, страшным Железным Гроном. Подумай сам, рыцарь, кто видел этого самого Грона? Кто он таков? Нафантазировали с три короба, чуть где какая беда — Железный Грон виноват. Разбойники безобразят — Грон наслал; мор, чума — его рук дело. Да что об этом говорить, — Грон саркастически морщится.