Юлия Федотова - Тьма. Испытание Злом

— Разве ты чувствуешь в себе зло? — поддержал любимую силониец. В виновность дорогого друга он тоже верить не желал.

— Ах, да ничего я не чувствую, — отмахнулся Йорген с досадой. На самом деле он чувствовал очень много всего: усталость, голод, тоску и головную боль, но это к делу отношения не имело. — Вам же сказали ясно: воплощение может и не знать заранее о своей роли. Войдем в пещеру, там я и озверею опять! Семиаренс, право, зачем ты меня не убил?

— Представь на минуту, что это все-таки не ты, — очень мрачно потребовал альв.

— Допустим, представил. И что?

— Теперь представь, что я тебя убил и в пещере «озверел», как ты выражаешься, кто-то другой. Представил? И как, по-твоему, я должен в этом случае дальше жить, убив невиновного?

— Н-да, неловко получается, — признал Йорген, лично он врагу не пожелал бы оказаться в таком положении. — Значит, нам остается одно — выяснить все на месте… Не понимаю только, зачем ты скрытничал так долго? Почему сразу не сказал? Вечно вы, альвы, все таите — и что за народ!

— А было бы лучше, если бы ваши души были заранее отравлены взаимными подозрениями, если бы вы боялись друг другу доверять и в каждом видели врага?! Не уверен, что в этом случае мы добрались бы «до места» живыми! — в сердцах высказался альв, нервы его были на пределе.

Кальпурций Тиилл взглянул на него с состраданием.

— Да, — молвил он, — нелегко тебе пришлось все эти дни, светлый… Йорген, друг мой, прекратим этот разговор, раздоры нам сейчас ни к чему.

Йорген, как всегда, послушался и приумолк. Но потом вдруг снова подал голос, объявил без видимой связи с предыдущим разговором:

— Если после всей этой истории нам суждено остаться в живых, больше никогда в жизни не прибегну к колдовству! Клянусь! — помолчал минуту и еще прибавил: — Или наоборот!

— Что — наоборот? — не понял Кальпурций.

— Пойду учиться на колдуна!

— И где тут логика? — удивился силониец.

— В глубине! — последовал многозначительный, но совершенно бесполезный ответ.

Ночь спутники провели все в той же пещере, обезопасившись всеми возможными способами, от сменных постов до колдовских кругов. Ждали новой беды — а как иначе, ведь самое сердце Тьмы! Предосторожности оказались излишними. Покой их был нарушен лишь единожды, когда ближе к рассвету пришлепало откуда-то существо, больше всего напоминающее помесь маленького лесного карлика с большой розовой жабой, одетой в домотканую рубаху и без штанов. Эту тварь не смутили ни стража, ни чары, она их просто не заметила. Вошла как к себе домой и спросила без всякой преамбулы: «Повидла у вас где? Страсть давно повидлы не едал», из чего Кальпурций справедливо заключил, что не «она» это, а самец.

«Повидлы», у них, понятно, не имелось. Существо согласилось на кусок рыбы и, к немалому облегчению караульного, ушло восвояси. «Хоть и маленькая, а тварь, — думал силониец. — Скорее всего темная. Мало ли, что у него на уме?»

А потом настал новый день. Самое раннее утро, но после блаженной, давно забытой прохлады пещеры оно казалось особенно знойным, хоть наружу не выходи. Вышли, понятно, и с высоты седловины удивительный вид открылся им — зловещий и в то же время не лишенный мрачной красоты. Кольцом высились скалы, до противоположной его стороны было, на глаз, лиги полторы, но, как всегда бывает в горах, это впечатление могло быть обманчивым. Особенно искажал восприятие блеск. Если наружная поверхность черной каменной стены была шероховатой и имела хотя бы отдаленное сходство с обычной породой, то внутренняя блестела, будто намазанная маслом или, что вернее, оплавленная до состояния стекла. Солнце всходило за спиной, бросало на вершины красные блики, и казалось, это кровь стекает с них.

Таким же зеркально-гладким было и дно гигантской котловины — ни вывороченного камня, ни деревца или куста. Только что-то беловатое, бесформенное было разбросано по его черному глянцу. А в самом центре высилась та самая скала. Идеально ровный, остроконечный конус с отверстием в самой вершине.

— Это похоже на маленькую огнедышащую гору… — пробормотал Кальпурций Тиилл. — У нас на полуострове Аппро есть такие, только больше и положе. Не представляю, как мы взберемся наверх! У нас ни веревки, ни зубила… — Он знал толк в скалолазании.

— Там есть ступени, отсюда не видно, — пояснил альв. — Очень крутые, неудобные, но подняться можно. Если не будет сильного ветра.

— Ах, откуда здесь ветер, — безнадежно вздохнула ведьма. — Он, наверное, умер давно. Девы Небесные, какая же жара! Можно подумать, мы сидим в огромной сковороде, поставленной в печь… Или нет! Это не сковорода! Это форма для кекса, какой у нас в Гизельгере пекут, с дыркой посередине, — такое у нее сравнение родилось, чисто женское, но от этого не менее верное.

Ветра не было. Воздух плыл. Из-за бесчисленных красных бликов какая-то дурная зелень стояла в глазах. Ноги, вопреки опасениям, не скользили, ступали твердо — уже хорошо. Дна удалось достигнуть довольно быстро, должно быть, и часу не прошло. Спустились и увидели, что там белело. Кости это были, аккуратные кучки человечьих костей.

— Ой! — покачал головой Легивар. — Похоже, здесь еще какая-то дрянь гнездится. Надо соблюдать осторожность.

— Не похоже, — возразил ланцтрегер фон Раух. — Никакая тварь не станет специально раскладывать кости, она жрет, и все. Жертвы, вот что это такое.

— Какие жертвы? — не понял бакалавр, при всей его образованности и начитанности жизненного опыта ему не хватало.

— Человеческие, какие еще! — Йорген поднял череп, рассмотрел. — Лет десять тут лежит, пожалуй. Наверное, в первые годы Тьмы кто-то пытался ее умилостивить.

— А потом? — часто моргая, спросил Фруте.

— Потом она не умилостивилась, и все умерли. Некого и некому стало приносить. Это очень, очень старые кости… — Он сжал череп в пальцах, и тот развалился на части.

— Больше так не делай, — попросила Гедвиг, поморщившись. Ведьмам по роду их занятий не следует быть излишне чувствительными, но она такие вещи не любила.

— Не буду.

Йорген, как всегда, был покладист и мил, на воплощение Тьмы не походил решительно.

«И все же это он, — обреченно думал альв. — Больше некому».

На дне котловины стало совсем невыносимо, подошвы только что не дымились. Даже дышать было горячо. Черный Легивар свалился в обморок и в чувство долго не приходил. А когда пришел, Йорген прямо ему сказал, что думал, на правила хорошего тона наплевав:

— Да сними ты наконец эту черную хламиду, дурень! Сваришься ведь заживо!

Маг хотел по старой привычке обидеться, но вспомнил, что Йоргена могло уже не быть в живых, умилился и доброму совету внял. Жить сразу стало легче. «Давно бы так!» — подумала Гедвиг Нахтигаль. Хоть и казалось Легивару, что мантия придает его облику внушительности и таинственности, на деле же он смотрелся в ней довольно нелепо. Возможно, под сводами библиотеки или в колдовской лаборатории она выглядела бы органично, но в дальнем походе, измятая до неприличия, облепленная репьями по подолу, как хвост шелудивой собаки, украшением служить никак не могла. Кроме того, она просто не к лицу была своему хозяину, фасон ему не шел. Посмотришь издали — испугаешься: ну точно шторб из могилы вылез. А так — парень как парень, молодой, неплохо сложен. Зачем было себя уродовать?