Юлия Федотова - Тьма. Испытание Злом

— Зачем?! — Одержимый взвизгнул истерически, дискант резанул по ушам, усиленный эхом пещеры. — Да потому что я ненавижу! Родителей, Дитмара, тебя!!! Всех вас не-на-ви-жу!!!

Лицо Йоргена застыло. Сердце еще отказывалось верить, но что-то внутри холодным и ясным голосом сказало: «А ведь он не лжет. Не Тьма говорит устами твоего брата — это его собственные слова!» Уму непостижимо!

— И маму?! — вырвалось у него как-то очень по-детски. — Маму тоже ненавидишь?!

— Ее больше всех! — был резкий, как плевок, ответ.

Вот этого он уже не мог постичь!

— Почему?!!

— Да потому что вы украли ее у меня, а она позволила! Она предала меня, своего сына!

— Что за ерунда?! — Ланцтрегер тряхнул головой, ему казалось, он спит и видит сон, нелепый до смешного, потому что наяву такого просто не может быть. Леди Айлели любила родного сына со всей материнской самоотверженностью, она сделала все, чтобы в самые страшные годы он знал одно лишь счастье… — Ты дурак, что ли?!

— Она — моя, моя мать, не ваша! А я только и слышал, сколько помню себя: «Ах, наш Йорген такой умница! Ах, наш Дитмар так талантлив! Ах, какие чудесные мальчики…» — Он кривлялся, на него было гадко смотреть. — Не-вы-но-си-мо это было! Когда вас, раненых, приволакивали домой и мать сутками просиживала возле вашего изголовья и плакала — каково приходилось мне? Я богов молил, всех ведомых богов, чтобы подох хотя бы один из вас, а вы выживали раз за разом, будто заговоренные!.. — Он всхлипнул и сбился. — Она никогда не сидела так со мной…

— Сидела! — воскликнул Йорген так поспешно, будто слова его могли развеять Тьму в душе брата. — Днем и ночью! Ты не помнишь, у тебя черная лихорадка была…

— И что? Сиделки в палатах тоже сидят! Если бы она была настоящая мать, она избавилась бы от вас ради родного сына! Раз и навсегда!

— А мы-то чем тебе не угодили?.. Ну ладно, может, я тебя иногда дразнил. А Дитмар? Да он за тебя любому глотку перерезать готов!

— Ах, братец, братец, — насмешливо покачал головой Фруте, и не на мальчишку он был похож в тот момент, а на злобного, ехидного старика. — Думаешь, дело в глупых детских шалостях? Ты еще вообрази, будто я об отцовом наследстве пекусь, что не все его земли достанутся мне! Да не нужно оно мне! Просто мне надоело быть вечно в вашей тени! Ну как же — герои! Без страха и упрека! В песнях о них поют! Легенды о них ходят по землям Севера! А я кто такой? Вечный младший братец, слабый, нежный, ни на что не способный! Ни человек, ни альв…

— Ты и человек, и альв! — Йорген вклинился в его яростный монолог.

— Неправда, братец! Это ты у нас счастливчик — и нифлунг, и человек, и все тебя любят!..

Да, это была правда. Люди числят род по отцу, нифлунги — по матери. Йоргена фон Рауха люди считали человеком, в Веннере эн Арра нифлунги видели соплеменника.

— …А я — никто! Полукровка — вот кто я для людей! Сын отступницы — для альвов!

— Это только название, ты сам знаешь! Оно ничего не значит для нас, — дрогнувшим голосом, через силу произнес Семиаренс Элленгааль — почему-то очень трудно стало говорить.

— Для вас не значит! Но не для меня! Но теперь… — Фруте картинно воздел руки к потолку, и две молнии, слетев с его пальцев, ударили под ноги альву, едва не опалив сапоги.

«Ведет себя будто ярмарочный комедиант в роли злодея, — очень холодно и отстраненно подумал Кальпурций Тиилл. — Такого хочется не убивать, а стянуть с него штаны и отстегать ремнем! Но придется убить. Ах, бедный мой друг Йорген!»

— …Теперь все изменится! Я один буду решать, кому и как жить в этом мире! И все вы — ничтожества предо мной!

«…Ну точно! И слова как из дурной пьесы! Сколько можно слушать эту гадость, пора что-то делать!» Силониец потянулся за мечом…

Страшная сила подхватила его, швырнула, припечатала к стене так, что ни повернуться ни вздохнуть.

— Даже не думай! — оскалился в усмешке мальчишка. — Здесь я хозяин. А ты — никто. И пока жив братец Йорген, избранный мой противник, ни один из вас не сможет и пальцем пошевелить мне во вред! Таковы правила… Ну что, братец, сойдемся в поединке? Посмотрим, кто из нас сильнее теперь ? Попробуй убей меня! Убей воплощение Тьмы ! Ведь ты за этим сюда пришел? Ну? Что же ты медлишь?

Йорген медлил. Случись кому из подчиненных увидеть его в этот момент — не узнал бы своего командира в этом бледном, растерянном существе! Трусом счел бы, если бы прежде не видел его в деле .

А он не боялся, нет — даже в новом, грозном обличье брат казался ему не опаснее любой другой ночной твари. Он был не готов . Правду говорил Фруте — он был счастливым. И понял это только теперь. Голод, война, раны — это все не так важно, это уходит. Его на самом деле все любили — вот главное. Брат, мачеха, отец, пусть по-своему. Родня со стороны матери, хотя в ту пору он не желал этого замечать, а они не умели проявлять чувства явно. Слуги, кнехты, подчиненные и начальники, и король с королевой, и друзья, и совсем малознакомые люди… И он к этому привык, считал, так и должно быть, и любил всех в ответ. И жизнь за них готов был отдать — а как же? Долг!.. Удобный, милый, черно-белый мир, где враг — это враг, а свой — это свой. Война без перебежчиков и предателей. Ведь даже те несчастные, что впустили в душу Тьму, — они не союзники ее, а жертвы…

Он не ждал удара в спину. Он никогда прежде не сталкивался с такой НЕНАВИСТЬЮ. Просто не знал, что с ней делать.

— Убей!!! — стонали вдавленные в стену друзья. Те, кого он должен защищать.

— Ну что же ты, братец?! — хохотало дико ВОПЛОЩЕНИЕ и больно било его черными молниями — не насмерть, а чтобы помучить. — Убей меня, убей! Попробуй! Вставай! Сражайся! Ведь ты для этого здесь!

Да, он мог убить. Потому что целый год учился колдовству, изучал сейд, и галдр, и мэйн, и ведербэльгр, и еще одно, неназванное. И одного этого неназванного хватило бы на малыша Фруте, не так уж щедра к нему оказалась Тьма, как он вообразил по неопытности, впервые почувствовав в себе Силу. А можно обойтись и без колдовства, простым мечом — еще проще.

Но что скажет отец? Дитмар? Как мачехе смотреть в глаза? Как жить потом самому?

Вдруг вспомнилось ясно, будто вчера было. Няня выносит из родительской спальни что-то пышное, бело-голубое, все в лугрских кружевах. Кладет ему на руки — подержи, да не урони смотри. Откидывает покрывальце, а там внутри — человечек! Крошечный как лягушонок, разве такие бывают? А как же! Нынче народился! Брат!

И его — убить? Собственными руками?

А если этого не сделать — весь мир погрузится во Тьму на веки вечные…

— Бей!!!

— Убей меня!!!

— Бей!!!

Тьма клубилась в пещере, Тьма клокотала и ревела, и гудела гора, распираемая волнами Зла…

А Йорген вдруг понял, что устал и ничего больше не хочет. Это не его битва, пусть сражаются другие. «Я трус. Дезертир. Я не справился. Предал. Я так виноват, перед всеми. Но я — не могу!»