Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя

Ута пожалела, что не надела свой праздничный наряд. Хотя — княжна Астмик была в обычном белом платье, только заменила ожерельем из речного жемчуга традиционные серебряные украшения. И княгиня Анаис была в простом шерстяном черном платье.

И гости не сказать, чтобы были нарядны.

Еда была изысканной и обильной. Подавали непременные для горской кухни жареное мясо, зелень и тонкий горский хлеб. Подавали и пышный дрожжевой хлеб, какой пекли шаваб. Была курица, фаршированная изюмом и черносливом, острая фасоль в маринаде, сладкий тушеный перец, вареные в масле пирожки.

Ута ела немного, робея высоких гостей, больше смотрела и слушала.

Разговор за столом велся на двух языках, горском и языке равнин, переводила княжна Астмик.

Гордую дочь Гориса было нынче не узнать.

Розовый речной жемчуг будто придал часть своих красок лицу княжны, обычно бледному, а сегодня окрашенному нежным румянцем; темные томные глаза ее блестели сегодня, она много говорила и много смеялась. Может быть, на княжну подействовало крепкое бахристанское вино?

Но княжна пила мало, и вино в ее кубке было щедро разбавлено водой, так же, кстати, как и в кубке Уты — это княгиня Анаис присоветовала, заметив, как Ута поперхнулась первым глотком непривычного крепкого напитка, а пива на столе не было.

Король Марк ел немного, в основном жареное мясо, курицу даже не попробовал. Зато благородный Балк оказался сладкоежкой, он выбирал все больше сладкие блюда, а пирожки с повидлом так понравились ему, что он перепачкал усы и бороду сладкой липкой массой, и долго вытирался салфеткой, смущенно потупив глаза и краснея.

Горские князья вели себя так, как то и полагалось горским князьям, они много ели, много пили, много говорили тостов, даже пели, хотя ужин в покоях княжны Астмик никак не был пиром. Княжну шум раздражал, она слегка хмурила тонкие брови и тихо выговаривала что-то старшему брату. Брат кивал, на некоторое время буйное веселье притихало, но со следующим кубком разгоралось вновь.

Когда ужин был окончен, княжна Астмик пригласила всех в свою гостиную, куда были уже поданы засахаренные фрукты, шербет и ранняя черешня, доставленная с юга, из долины Большой реки, где весна наступала раньше, чем в Твердыне, на две или даже три недели.

Ута с удовольствием ушла бы в свою комнату, от долгого сидения в библиотеке она устала, тело ломило. И все равно ей не с кем было поговорить, за весь вечер она перемолвилась несколькими фразами с престарелой княгиней Анаис, ответила на два или три вопроса, заданного вежливым князем Симоном, и обронила несколько слов в ответ на попытки княжны Астмик втянуть ее в общий разговор.

Но отказаться значило привлечь к себе лишнее внимание, а этого Уте тоже не хотелось.

Поэтому она тихо присела в уголке дивана, рядом с княгиней Анаис. Княгиня, даром, что совсем старуха, сидела, выпрямив спину, неодобрительно глядела на происходящее в комнате и бурчала себе под нос, что в старые времена такое вот времяпрепровождение считалось распутным, и никто бы такого не допустил — девушки с мужчинами вместе ужинают, а потом еще и разговоры разговаривают, стыд и позор, и разнузданность, а княгиня Джана слишком ленива, чтобы следить за поведением младшего поколения…

Ута не слушала воркотню старухи. Она и так знала, что такой совместный ужин, как сегодня, да еще с вином и песнями — не по горскому обычаю, и что не только в старые времена, но и сейчас княжну Астмик могли бы осудить, как распутницу, не будь она дочерью верховного князя, и не живи она в столице. Но у народа Уты, у шаваб, такое времяпрепровождение считалось в порядке вещей, и распутства в нем видели не больше, чем, например, в совместной работе в поле, на уборке урожая. Даже, пожалуй, в поле опаснее — стога кругом, и все заняты работой, никто ни за кем не наблюдает, не то, что тут — и старая княгиня, и белица зорко глядят, чтобы чего не случилось…

Ута за своими мыслями не сразу обратила внимание, что княжна Астмик подзывает ее к себе.

— Вот, Марк, — сказала Астмик, — это Ута, которой необходимо помочь попасть в Дан.

И добавила несколько слов на языке равнин.

Король Марк, стоявший рядом с княжной, глянул на нее исподлобья, что-то сказал.

Ута решила, что она не понравилась королю.

— Ах, дочь князя, — быстро произнесла она, — стоит ли королю забивать голову такой ерундой, как девчонка из шаваб! Как-нибудь доберусь я до Дана…

Княжна Астмик рассмеялась нежным и переливчатым смехом.

— Король Марк сказал, что даже не ожидал, что так высоко в горах расцветают такие цветы. Он будет рад помочь тебе.

Король еще что-то сказал, теперь Ута уловила в его речи знакомое имя: Илларий.

— Король Марк поручит тебя заботам отца Иллария, — перевела Астмик. — Вы, кажется, с ним знакомы?

Ута кивнула.

— Ну, вот и хорошо! — снова засмеялась княжна. — Но король говорит, что домой он вернется не скоро. Придется тебе поскучать пока в Твердыне. Однако ты сегодня бледненькая. Ты устала? Тогда иди отдыхать; пожалуй, тебе скучны наши речи.

Ута, обрадованная, удалилась.

Она легла, но долго не могла уснуть. Из покоев княжны доносились звуки мужского хохота, нежный смех княжны, громкий разговор, потом и музыка. Должно быть, пел кто-то из горских князей, аккомпанируя себе на сабзе. Пела княжна Астмик, грустную горскую песню о несчастной Ахтамар. Пели и межгорские витязи — благородный Балк, или, может быть, сам король.

Новая жизнь обещала Уте много нового — но вот что именно?

Ута едва успела погрузиться в изучение толстого манускрипта под названием «Целебные травы юга», когда почувствовала, как что-то тяжелое наваливается ей на грудь. Эта тяжесть увеличивалась и будто бы приближалась.

Ута вскочила.

В библиотеке верховного князя было малолюдно, старый монах в углу у открытого в сад окна делал выписки из какого-то толстого тома, да возился у своего стола хранитель библиотеки отец Киракос. Оба оторвались от своих занятий и удивленно поглядели на Уту.

Но Уту не волновало их удивление. Она чувствовала, что должна бежать, только вот куда?

Даже не положив манускрипт на место, Ута выскочила из библиотеки в пустой просторный зал. Библиотека находилась в нежилой части крепости, а зал использовался для приемов.

Ута задержалась на несколько мгновений, чтобы сориентироваться, и помчалась, повыше подобрав свою пышную юбку, в сторону покоев верховного князя.

У двери, ведущие во внутренние покои княжеской семьи, путь ей преградили два дружинника верховного князя.

— Тебе нет туда хода, девушка, — сказал один из них, презрительно дернув усом. — Не думай, что если дочь верховного князя поселила тебя в своих покоях…